Кара рискнула.

Накрыв своей рукой руку Эспель, Кара сняла ее с губ и переложила на свою шею. Пальцы затрепетали, когда под ними забился пульс. Кара подняла руку к виску Эспель, запустив пальцы в светлые волосы. Помедлив долю секунды, она ее поцеловала.

Эспель резко вдохнула. На ужасающее, парализующее мгновение Кара подумала, что девушка собирается отстраниться, но верхолазка перевела дыхание, и ее губы открылись навстречу Кариным. Они не разрывали поцелуй бесконечно долго, Карино сердце громко билось в ушах, а потом Эспель прижалась к ней.

Ее тело было близким и теплым. Пальцы гладили Кару по ключицам, потом поднялись и нежно провели по шрамам, словно оставляя за собой искры. Кара поднялась на носочки, углубляя поцелуй, ощущая на губах Эспель соленый привкус, чувствуя мыло на ее коже и краску на волосах, цепляясь за каждую деталь.

Она не имела понятия, долго ли они так стояли. Кара отстранилась, только почувствовав головокружение. Увидеть улыбку Эспель, отражающую свою собственную, оказалось несказанным облегчением.

– Если я сейчас обернусь, – прошептала Эспель, – а эта кучка Рыцарей наблюдает за нами, я очень огорчусь, графиня.

Кара покачала головой.

– Только мы, – проговорила она, и ее слова звучали обещанием.

– Значит, предпочитаешь девочек? – поинтересовалась Эспель.

Кара почувствовала вспышку паники – почти непреодолимое желание все отрицать, забрать содеянное обратно, – но потом поняла, что не знает, страх ли это или восторг – не может отличить. Девушка ощущала себя спринтером, так долго простоявшим на старте, что он уже перестал верить, побежит ли вообще, но теперь она бежала и не хотела останавливаться.

Кара засмеялась и никак не могла перестать. Эспель выглядела обиженной, пока Кара не положила нежную руку ей на шею и не поцеловала снова.

– Значит, предпочитаю тебя, – мягко проговорила она, когда они оторвались друг от друга. Они стояли лоб ко лбу, холодный металл шва Эспель прижимался к шрамам Кары. – Я дам тебе знать, если решу, что это значит что-то еще.

Губы все еще покалывало, даже восстановленную. Она понятия не имела, как это работает, но ей определенно нравилось. Покалывание переросло в дрожь, растекающуюся по конечностям, пока все мышцы не обратились в бренчащие гитарные струны.

«Вот, – подумала она, – как все должно быть». Часть ее, желающая все отрицать, убежать, запереть это мгновение и забыть о нем… никуда не делась и все еще давила на нее, но девушка ее яростно от-ринула.

«Мы пойдем и вручим свои задницы кучке бетонокожих похитителей, способных проходить сквозь стены и ломать шеи, словно черствые бисквиты, – подумала она, – так что у меня, по крайней мере, должно остаться это».

Еще один смешок вырвался из ее груди, и она закусила губу, удерживая его в себе.

– Идем, – сказала она, кивая на дверь. – Пока они не подумали, что мы целуемся на Аппарате.

Кара почувствовала вспышку удовольствия в мечтательном взгляде, который Эспель бросила на кожаную банкетку.

– Позже, – улыбнулась графиня, удивляясь, с какой естественностью и легкостью раздает подобные обещания. – Обязательно, но позже.

– Уверена, что мне подойдет? – спросила Кара, когда Эспель бросила ей вещмешок.

– Твоя же мне подошла? – пожала плечами верхолазка, кивая на черную рубашку, одолженную ей Карой. Возле ее босых ног лежала небольшая кучка кожи и жести, которую она уже вытащила из вещмешка. Девушка собиралась отвернуться, но потом ее татуированные щеки растянулись озорной улыбкой. Блондинка выпрямилась и, посмотрев Каре в глаза, начала очень медленно расстегивать одежду.

– Постой… Что ты?.. – Кара перестала протестовать, когда Эспель выскользнула из брюк. Пояс ее панталон немного соскользнул, обнажая гладкое бледное бедро. Прямой взгляд Эспель красноречиво приглашал посмотреть; она точно знала, как сильно сейчас колотится Карин пульс, и наслаждалась этим.

Увидев бледную кожу верхолазки, Каре захотелось к ней прикоснуться, сравнить текстуру со своей собственной. Она понимала, что должна бы удивиться подобному желанию, но не удивилась. Словно мышца в груди, которую она так долго держала напряженной, что забыла о ее существовании, внезапно расслабилась, и теперь она могла дышать так, как должна была дышать всегда.

«Что я скажу маме с папой? – эта мысль заставила ее пошатнуться, и она сжала стеклянный Глаз в кармане. – Давай пройдем по этому мосту, сперва восстановив его из обугленных руин, а, Кара?»

– А ты собираешься переодеваться? – с вызовом поинтересовалась Эспель.

– Ты и так уже все видела. – Карин голос даже не дрогнул, но когда она стягивала футболку через голову, пришлось задержать ее на лице, пока не схлынул румянец.

Она поежилась, почувствовав взгляд первой девушки, которую поцеловала, задержавшийся на ее покрытой шрамами коже.

– Не похоже, что им суждено постареть, – вздохнула Эспель. – Надеюсь, у нас будет время что-нибудь с этим сделать. – Она наградила Кару таким взглядом, словно пыталась ее запомнить. – Ладно, – проговорила она с задумчивой улыбкой, – отринем искушение.

– На время, – уточнила Кара. Грустная улыбка Эспель превратилась в ухмылку.

Запасные доспехи верхолазки не слишком-то подошли Каре. Несмотря на примерно одинаковый рост и телосложение, у Эспель оказались куда более узкие руки и ноги: кожаные рукава плотно обтянули Карины локти, чуть ли не лишая подвижности, словно девушка изображала робота. Но, по крайней мере, коричневая тканевая курьерская сумка, плотно висящая через плечо, не выглядела слишком неуместно. Внутри лежали Глаз Гутиерра и драгоценный второй флакон дверного снадобья, необходимый, чтобы вернуться домой.

Эспель, напротив, носила свои доспехи, как тигр – полоски. Они делали ее более мощной, более изящной, демонстративно настоящей. Каре нравилось видеть ее такой: не притворяющейся служанкой или враждебной террористкой, но в своей стихии, созданной для искусства, оттачиванию которого она посвятила больше половины жизни.

– Мы немного ограничены в выходах, – с кривой усмешкой заметила она Каре, моток за мотком выдергивая синюю нейлоновую веревку из ранца, который втащила в квартиру, и соединяя каждый кусок со следующим металлическими зажимами.

Главный вестибюль не обсуждался: им бы не позволили уйти без сопровождения Рыцарей, которые оказались бы совсем не кстати в тот момент, когда Кара наконец воссоединится с девушкой, которой притворялась три последних дня. Их предыдущая лазейка через кухню исключалась из-за дюжин булочек и су-шефов, потеющих над яйцами и рогаликами для сотни или около того постоянных членов зеркалократии, ожидающих в Ночь Розыгрыша ранний завтрак.

– К счастью для лазки здесь не две двери, а все двадцать тысяч. – Щелкнув щеколдой, Эспель распахнула окно. После предыдущей грозовой ночи воздух дышал свежестью и прохладой. Рассвет окрасил башни Лондона-за-Стеклом цветом раскаленной магмы. Несколько фигур, одетых, как они, нарушали крышный пейзаж. Расстояние и перспектива делали верхолазов, подметающих и разбирающих упавшие кирпичи, неторопливыми.