способности, — он зовет его «хитрым и опытным старым негодяем» (σκεῦος ἀγχίνουν καὶ πολυχρόνιον). Если Со-сибий хотел власти, он добился ее, когда молодой Птолемей стал царем. Зловещее честолюбие Сосибия не встретило бы никаких препятствий со стороны подобного субъекта. Но оставались и другие члены царской семьи! Среди них были дядя царя Лисимах, старая царица Береника, женщина, как нам известно из источников, содержащих сведения о ее детстве, с которой шутки плохи; и младший брат царя Маг, отличавшийся большим мужеством, кумир солдат. Их всех нужно было убрать с дороги. Простой александриец, даже занимающий высокое служебное положение, конечно же не смел тронуть и волоска на голове кого-либо из царского рода — разве что он вынудит царя отдать этот приказ. Но при таком министре, как Сосибий, и при таком царе, как Птолемей Филопатор, и это было вполне осуществимо. Любовь к праздности, пьянство, развращенность, поверхностный интерес к литературе настолько поглотили в этом молодом дегенерате все естественные склонности, что он, по совету Сосибия, дабы избавить свою жизнь от малоприятных забот, приказал убить дядю, брата и мать. Дело подстроили так, что, когда юный Маг принимал ванну, его обварили кипятком[433], а старая царица Береника Киренская, чьи волосы сияют среди звезд, умерла от яда.

Другим человеком, которого Сосибий посчитал целесообразным устранить, был спартанский царь Клеомен, бежавший, как говорилось выше, в Александрию. Хотя Птолемей Эвергет оказал ему всяческие почести — как воин воину — и воздвиг ему статую в Олимпии, основание которой было найдено[434], Клеомен стал проявлять нетерпение, поняв, что обещания отправить его назад в Грецию вместе с египетским войском охотно давали, но не исполняли. Когда на престол взошел новый царь и Клеомен увидел, что ему невозможно внушить ни малейшего интереса к международным делам, он пришел в отчаяние. Сосибий боялся его влияния на воинов-наемников, тысячи которых были расквартированы в Александрии. Многие из них были пелопоннесцами и критянами, и царь Спарты пользовался в их среде чрезвычайно высоким авторитетом. После опрометчивых слов Клеомена Сосибий приказал взять под стражу его и трех других спартиатов. Пока двор временно находился в Канопе, Клеомену и его товарищам удалось сбежать из заключения, и они мчались по улицам Александрии с кинжалами в руках и призывали жителей, чтобы они, как истинные греки, восстали во имя свободы и установили независимое государство вместо птолемеевской деспотии. Александрийцы отстраненно взирали на группу возбужденных, кричащих мужчин, видя в них чудных сумасбродов. Когда воины поняли, что только смерть поможет им избежать повторного ареста, они, как настоящие спартанцы, закололись кинжалами. Сосибий добился, чтобы жену и детей Клеомена, которые оставались в Египте, тоже предали смерти (в январе или феврале 219 года до н. э.).

Рядом с Сосибием действовала троица весьма неприглядных персонажей, которые в сговоре с коварным александрийцем правили венценосным сластолюбцем: красивый и порочный юноша Агафокл, его прекрасная сестра Агафоклея и их ужасная мать Оэнанта. Когда такого рода личности заняли положение первых людей государства, престиж Египта в Леванте быстро и заметно упал. Нам известно, что уже в 220 году до н. э. жители Кикладских островов, когда их начали грабить иллирийские пираты, обратились за помощью не к своему старому защитнику царю Египта, а к родосцам[435].

Примерно в то же время на Крите, где Птолемеи когда-то имели большое влияние, враждующие города стали искать союзников в других местах. Однако Египет по-прежнему владел Итаном[436], и Птолемей Филопатор предоставил Гортине средства для строительства новых фортификаций[437]. Египетские гарнизоны в течение всего царствования Птолемея IV продолжали удерживать отдельные районы на побережье и островах Эгейского моря, а чиновники взимали дань для Александрии с приморских территорий Ликии, Карии, Фракии, крупного порта Эфес, островов Фера, Самос и Лесбос[438]. Даже в Селевкии в устье Оронта египетский гарнизон находился еще весной 219 года до н. э. Должно быть, люди в то время надеялись, что александрийский двор проявит не столько стремление к власти, сколько готовность к действию.

Еще до того, как молодой Птолемей принял отцовское наследство, греческому миру было хорошо известно, что он за человек. Ведь похоже что именно в год смерти Птолемея Эвергета (221 до н. э.) молодой Антиох пришел к воротам крепости в Ливане, охранявшей северный вход в Келесирию; и Полибий сообщает, что Гермий, главный министр Антиоха, убедил его попытаться в первую очередь завоевать Келесирию — страну, на которую представители династии Селевка тщетно претендовали уже восемьдесят лет, — как раз из-за того, что бездействие (ῥαθυμία) нового царя Египта было широко известно[439]. Однако египетской армией еще командовали опытные военачальники. Этолиец Феодот, главнокомандующий войсками в Келесирии, как следует наладил оборону ливанских крепостей, и первые атаки селевкидской армии провалились. Прежде чем Антиох смог добиться успеха в наступлении, ему пришлось прервать поход и поспешить со своим войском на восток, чтобы разобраться в Вавилонии с восставшим сатрапом Мидии Тимархом. Египет получил передышку.

Она длилась почти два года, в течение которых Антиох занимался восстановлением авторитета своей династии в Мидии. Между тем после нападения на Келесирию Египет и Сирия должны были находиться в состоянии если не открытой войны, то вражды. Именно в этот промежуток времени ситуация в селевкидском царстве осложнилась, и александрийский двор не мог не быть заинтересован в этом. Ахей, правивший Малой Азией от имени Селевкидов, одновременно являвшийся и двоюродным братом, и зятем царя, отказался от своей клятвы верности и провозгласил себя независимым правителем. Можно было ожидать, что Египет после этого бунта окажет поддержку Ахею как врагу своего врага; ведь Ахей еще до своего бунта обвинялся (как считает Полибий, ложно) в тайной переписке с Александрией. Есть и еще одна причина для сношений между Ахеем и александрийским двором. В некий момент этой войны с селевкидской державой Птолемей Эвергет взял в плен Андромаха, человека очень высокого положения, отца Ахея. Сестра Андромаха Лаодика была женой Селевка II и матерью Антиоха III. Когда Птолемей Эвергет умер, Андромах все еще находился в Египте в качестве пленника. Так как Ахей давно выказывал большое желание добиться свободы для своего отца, Сосибий, естественно, считал пленного македонского аристократа очень ценной фигурой в политической игре. Возможно, он еще до восстания Ахея пытался заключить с ним сделку — свобода для Андромаха взамен отказа его сына от поддержки Селевкидов. Когда Ахей восстал против «суверена» под влиянием других обстоятельств, не заключив никакого соглашения с Египтом, осталось еще меньше причин отпускать Андромаха. Сосибий действительно очень не хотел расставаться с таким ценным приобретением. Однако теперь