ко мне, – Я уже накопил достаточно доказательств. Отправим их в Петербург вместе с твоим делом».

Я вышел из кабинета, в голове моей была неразбериха. Я все еще не мог примириться с методами моего начальства. А Федор уже дергал меня за рукав. «Барин, слышь, барин, – приговаривал, – Отдай ты мне эти ассигнации, а сам скажешь, что потерялись. У меня во дворе семь душ, за каждую выкуп 200 рублей. Смилостивись». Стало мне тоскливо после этих слов, и я погнал его прочь. На улице встретил денщика. Он вдруг спросил, как прошел наш с Дувингом разговор. Я отвечал осторожно, по уставу – не понимал, почему он спрашивает. «Начальник наш любит пригубить с утра. Я к нему обычно не суюсь в это время» – нашептал он мне и многозначительно подмигнул.

Мне сразу стала понятна причина удаленности нашей казармы: губернаторы вовсе не хотели, чтобы жандармы лезли в их дела. Нас поместили туда, где «царских ищеек» будет не слышно и не видно. Очевидно, просчитались. Но довольно уже о первом впечатлении, что оставила служба. Перейдем к описанию того, что есть веселое и прекрасное в этом месте.

Анна, знаешь ли ты, что такое Иркутск? Это, не поверишь, зеркало Петербурга. Домики с ручной барочной резьбой, необычными искусными узорами совсем не померкли бы в сравнении с доходными домами петербургских купцов. А река! Я взял в привычку прогуливаться по крутому берегу Ангары. Представь: внизу как на ладони расстилается широкая водная долина, поток несет чистые, безмятежные волны. Погода здесь капризная, как говорится, с сюрпризом. Впрочем, она в Сибири везде такая. Под Новый год падает капель, а в июне гуляет метель. К суровости этого края я привыкал долго.

Еще одно сравнение с Петербургом, если позволишь, – сюда приезжает довольно именитых людей. Тех, кто перестал быть в фаворе, naturlich. Еще Петр отправлял сюда презренных стрельцов, а позже предатели и негодяи всех сортов и мастей, а часами просто недалекие простофили, жертвы заговорщических козней и игр при дворе, отправлялись сюда на каторгу. Сибирь, Тобольск да и Иркутск вызывают в столичном сознании трепет, и любые разговоры на уровне beau monde25 о судьбах декабристов, петрашевцев и прочих вольнодумцев неизменно включают слова сочувствия и участия. Так вот, спешу тебя уверить, что дела обстоят совершенно не так. Люди живут здесь так, как во всех других местах. Такие личности, как Радищев, Бакунин и прочая братия, здесь не считаются преступниками. Имеет место обратное: они исправляют и воспитывают местное общество. Высокие гости, понимаешь.

Конечно, много здесь и людей мелкого пошиба. Знаешь, таких революционно настроенных мятежников, что растрачивают свой пыл, последовав за факелом чьей-то идеи. В Сибири этих людей узнать можно по потерянному взгляду. Бродят всуе, горемычные, и не знают, куда теперь себя применить. За годы ссылки они так и не стали своими на этой земле. Однако есть и другая категория людей, их я называю «узнанные сибиряки». Об одном из них я тебе сейчас расскажу. Случай, который толкнул меня на написание этого письма, напрямую связан с этим человеком. О, как бы я хотел забыть его слова, его лицо и его деяния после всего, что расскажу!

Итак, я должен был сопровождать Федора на базар. Все шло как задумано. Он сунул полицейскому мзду. Сначала я не поверил, что тот в самом деле возьмет. Однако страж закона, ни толику не смутившись, взял деньги, да еще отчитал бедного Федора, что тот мало принес. Наличие вокруг посторонних ушей его совсем не смущало. Я собирался последовать за полицейским, пока он не успел растратить ассигнации. Сделав пару шагов, я ощутил как мне в бок уперлось что-то острое, а сильная рука ухватила за плечо. «Жить хочешь?» – прохрипел в ухо чей-то голос. Угрожавший стоял позади меня, и я не видел его лица. «Раз хочешь, то возвращайся назад, царская ищейка. А за ним не иди. Понял?». Я стоял, не шеелясь. Мимо нас проходили люди, но казалось, им и дела не было до всей этой сцены. Один человек приставляет нож к спине другого – здесь, видимо, это было дело обычное.

Неожиданно раздался другой голос, низкий и раскатистый: «Брось его, челдон». Кто-то коротко вскрикнул за моей спиной, орудие со звоном упало на камни. Я мгновенно оборотился, но увидел только спину своего недоброжелателя. «А, Гришка Скарабей. Ты осторожнее с ним. Тот еще змей: зарезал свою жену, а ребенка удавил, – сказал человек, что стоял подле меня, – А хочешь, дай пять рублей, и он мертвец. Давно хотел землю избавить от мерзавца».

Говоривший был воистину огромного размера, что называется великан. Добрая сажень в высоту, аршин в обхват. На голове, от щеки до самой шеи, длился узкий белый шрам с рубцами. Руки крепкие, мозолистые, привыкшие к труду. В глаза мне бросился угольно-черный крест, выбитый у него на запястье. Лицо у таких людей обычно имеет недалекое, даже туповатое выражение. Что природа дает в теле, то забирает из головы. Однако собеседник мой смотрел свысока, с умом и ехидством во взгляде. «Здесь вам не столица, – ухмыльнулся гигант, – Впредь смотрите в оба». Это меня слегка задело. «Вы второй за сегодня, кто говорит мне эти слова» – ответил я. «Первым был Дувинг, я прав? – улыбнулся великан, – Знаком с ним лично, оказывал пару услуг. Так ты, значит, его новый адъютант. Ничего, скоро привыкнешь к нашим порядкам». Меня задело, что он так резко перешел на «ты», и я прямо спросил, кто он такой. «Айда чаевать. Базар не лучшее место для разговоров», – ответил он.

Мы зашли в харчевню. Ни за что бы не нашел этого заведения, а если бы нашел, то не ступил бы внутрь ногой. Грязное место, а за столами – подозрительные сборища. Спутник мой был при деньгах и заказал для нас позы и то, что он назвал горлодером. Я напомнил, что мы так и не представились и назвался по имени. Он усмехнулся и сказал в ответ: «Очень приятно. Я Муравьев-Амурский». «Я спросил серьезно», – холодно бросил я. Мне не нравилась его игра. «Нессельрод», – последовало. «За кого вы меня принимаете?», – я хотел было подняться и уйти. «Да бросьте вы. Что вам даст мое имя? Вы даже не представляете, в каких разных местах я жил, и в каждом звали по-разному. Почему бы не сойтись на Нессельроде? В конце концов, именно так меня кличет ваш начальник». «Так значит, вы избавляетесь от людей по его наказу? Так, как предложили мне там, на базаре?». Он не