хранил, хоть и сам над собой смеялся. Но сын Островов, даже изгнанный, не в силах расстаться с амулетом добровольно. Еще чуть помедлил, прежде, чем решился взглянуть на лицо. Взглянул. Сколько покойников видел, но не выдержал и отвел глаза. Накрыл Ану плащом. Глупо было надеяться, что мертвая уже столько дней, она сохранит красоту.

— Вот и свиделись, сестрица. На мне кровь того, кто тебя убил. Не думаю, что тебя это обрадует. Но у регинцев принято мстить, — рассмеялся смехом, полным отчаяние. — Я ведь теперь регинец! — и вдруг взвыл, как раненный зверь, вцепился кулаками в песок: — Не виланец этот, а Острова тебя погубили! Тебя не должно было быть здесь вовсе! Женщина, хромоножка, ты должна была не знать, что такое сражение!

Солнце почти село, когда Теор поднял ее на руки и отнес в лодку. Это Региния заваливала покойников землей, словно запирая в тюрьме. Острова отдавали мертвых бесконечному свободному Морю. Если не удавалось похоронить тело, живые утешали себя: от чего угодно в мире можно скрыться, но не от воды. Дождем или подземной влагой она придет за тем, кому настало время стать ее частью. Он обмотал Ану веревкой, привязал к ней крепкий камень. Если верить Старухам, Господин Морской встретит ее на дне, вместо камня украсит изумрудами, сам Инве подаст ей руку и похвалит за храбрость. А регинцы сказали бы, что по ту сторону ее ждет адский огонь.

Теор ни во что не верил, лишь в то, что несет безжизненное тело, когда-то бывшее Аной.

И он сделал то, о чем Дельфина не узнает никогда, разве что, из вещего шепота Моря. Когда лодка отошла от берега достаточно далеко, он и собственные руки обмотал концом веревки, что связывала Ану и камень.

— Ну, хотя бы теперь — будь моей!

И перевернул лодку. Камень рванулся ко дну, увлекая обоих…

Теор очнулся на берегу под светом любопытного окошечка в небе, которое он за годы в Регинии привык называть Луной. У него не было и никогда не будет ответа на вопрос, как он там оказался. Неужели его тело пожелало жить даже против его воли? Или морские девы пожалели? На руках остался обрывок веревки, но руки были не связаны. Волны аккуратно вынесли его на берег, отвергли его — уже который год все вокруг отвергали его, называли чужим. Ана не стала исключением.

Видел только берег, как он зарыдал, вжимаясь в землю. Видел только молчаливый утес, как потом, поднялся в полный рост, закричал сомкнувшимся волнам:

— Кто на этот раз лучше для тебя, чем я? Кого ты выбрала, кого будешь ждать в морских чертогах? Наэва, которому не хватило смелости даже похоронить тебя?

Слышал утес и никому не мог поведать.

— Будьте прокляты, боги, если существуете! Будьте прокляты, Острова!

Теор вдруг обнаружил ее подарок — до сих пор носил на шее, не замечая. “Пока носишь мой амулет, не утонешь в Море, не заболеешь, из любой битвы выйдешь цел,” — сказала Ана когда-то. С отчаянным хохотом сорвал он и бросил мешочек в воду:

— Если вправду твоя Лента спасла меня, как бы не пожалеть тебе об этом, Ана!

Лодка

Стоя на берегу, Дельфина думала о своем близнеце. Как случилось, что в этот страшный час они не вместе? Она представляла служанку Мары, лихорадку — деву-лучницу, что выходит из своих лесов, приближается, никого не боясь, медленно, неотвратимо, натягивает лук. Храбрейшие воины побежали бы прочь, если б могли ее видеть. За спиной она услышала шаги, обернулась — вся команда стояла позади. На миг у Дельфины мелькнула страшная мысль. Но нет, если б Наэв умер, ей об этом тихо сообщил бы кто-то один.

— Дельфина, дочь Цианы и Аквина, мы долго совещались. Мы пришли сказать, что верим тебе и просим — распоряжайся.

Она поняла, почему просят ее, а не кого-нибудь старше и опытней. Тэру уверены, что боги ими недовольны, хотят умилостивить Алтимара, выбирая одну из его жен. “Почему же не Тину?” Ах да, Тина наотрез отказалась от такой чести — и вот стояла между другими, охотно увенчивая этим бременем Дельфину. Предполагалось, что у женщины есть выбор, но сама она так не считала — если ей есть что отдать Островам, она сделает это. Если ее поступки угодны богам, они дадут ей решимость и мудрость предводителя, если же нет — все равно она сделает, что может.

Дельфина, не раздумывая, поклонилась тэру в знак согласия, и от Ириса первого услышала:

— Выбранный Главарь, что будем делать?

Главарь “Плясуньи”! Она, не помышлявшая о власти. Умеющая подчиняться, а не приказывать.

— То, что сказал Наэв, — ответила Дельфина. — Пойдем в Лусинию.

— А потом?

Ей самой хотелось кому-нибудь задать этот вопрос. Рисковать одним человеком, а не всеми — это было единственное, что разбойница точно знала. Она подняла голову, указала на совершенные ясные небеса:

— Видите? Собирается буря.

Настало утро. Наэву легче не стало.

Монастырь Святой Аны отстраивался вновь и, еще не построенный, стал центром жизни для деревень на многие мили вокруг. Сюда стекались мастера, надеясь обрести работу на годы, а то и на всю жизнь. Здесь по праздникам устраивали шумные ярмарки — убогими они показались бы лишь тому, кто видел Меркат. Сюда везли лес, камень и благородные металлы для украшения, сюда пригоняли скот и доставляли припасы, чтобы прокормить толпу людей. Даже в неурожайный год не жалели сил и средств для будущего монастыря — пусть Господь смилостивится, видя усердие людей в святом деле. У причала стояли неуклюжие баржи, а их капитаны благодарили святых за удачное плавание. В открытом Море разбойничий корабль, не устав, догнал бы любую из этих посудин. Регинские суда благоразумно держались берега, шли строго друг за другом, и на борту каждого хватало воинов для охраны.

Толпа не обращала внимания на двух молчаливых странников и мальчика, что прислушивались и присматривались ко всему вокруг, особенно к баржам. Трое вернулись к своему Главарю с неутешительным докладом. Штурмовать гавань — нечего и думать, а по пути суда держаться вместе. “Плясунья” справилась бы с одной баржой, но не с целым караваном.

На небе начинали собираться облака, а не берегу — шумные чайки, приметы близкого шторма. Дельфина тихо поблагодарила соглядатаев, прошептала: “…так даже лучше”. Обернулась к Наэву — он смотрел бессмысленным взглядом и слабо вздрагивал. Не легче уже которые сутки. После бессонных ночей Дельфина плохо соображала. Она успела увидеть, кажется, все, на что способна