– Прощай, Лис,– тихий голос Ворона остановил меня, когда я уже успел удалиться от его берлоги метров на двадцать. – Береги своих любимых.

– Сберегу,– самоуверенно заявил я и, помахав учителю на прощанье, скрылся за деревьями.

В тот момент меня совсем не удивило его напутствие, наверное, было не до того. Но ночью я вспомнил это печальное «прощай», и оно заставило меня всерьёз задуматься. Почему-то у меня сложилось устойчивое ощущение, что Ворон не надеялся больше со мной встретиться. Может быть, он не просто устал, а серьёзно болен? Но он не стал бы от меня скрывать свой недуг. Значит, он чует опасность, но пока не может определить её источник. Да, такое возможно, и мне нужно быть вдвойне осторожным, по крайней мере, пока мой всесильный гуру не выйдет из спячки. Ведь теперь на мне лежит ответственность за двух любимых девочек.

Это моя последняя запись. Больше я к этим тетрадкам не притронусь, так уж сложилось. Витёк дал мне два часа времени, но так много мне не потребуется, хватит и часа. Наверное, это странно тратить целый час на писанину, когда можно было бы употребить его на что-то более рациональное. Не спорю, это просто блажь. Просто логика повествования требует, чтобы у истории был конец. Так вот, это он и есть.

Уже на второй день нашей жизни без Ворона у меня началась форменная паранойя. Всё мне мерещилось, что кто-то за мной следит. Две ночи я вообще не спал, типа, караулил, потом днём немного компенсировал недосып, но усталость уже начала сказываться, в основном, на нервишках. На третью ночь я всё-таки немного подремал, но от этого стало не легче, я всё равно постоянно чувствовал затылком чей-то весьма недружественный взгляд и вздрагивал от каждого шороха. Оставить Нику одну в доме я не решался, так что нам поневоле пришлось перейти на вегетарианскую диету. Впрочем, разницы я всё равно не заметил, поскольку напрочь утратил аппетит.

А при этом ничего не происходило, жизнь текла спокойно и размеренно, никто нам с Никой не угрожал, никакие враждебные катера к острову не приближались. Да и погодка была на удивление расслабляющая. Солнышко пригревало почти по-летнему, нежно-салатовая травка покрыла холмы пушистым подшёрстком, наши домашние берёзки украсились серёжками, вот-вот полезут листики. В общем, благодать. Ника тоже будто бы поддалась этому восторженному весеннему ожиданию, она распустила волосы и порхала по дому легкокрылой бабочкой. И только я ходил хмурый и настороженный, как старый дед, и ничего не мог поделать со своей подозрительностью. В конце концов я не выдержал и отправился будить Ворона. Он ведь сам предложил, чтобы я не стеснялся.

Лес встретил меня громким птичьим гомоном. И когда только все эти пичуги успели вернуться на остров? В своей параноидальной сосредоточенности я совсем перестал обращать внимание на природные капризы. А ведь кругом всё расцветало, тянулось к солнцу и наполнялось жизнью, словно весенний воздух содержал в себе гормоны роста. Даже самая мелкая пичуга своим задорным чириканьем призывала радоваться жизни. Я застыл на месте, пытаясь сообразить, что я тут делаю, у меня появилось такое чувство, что я долго спал, а теперь проснулся. Наверное, это именно весёлые птичьи трели прочистили мне мозги и развеяли мою панику. Мои мысли наконец отвлеклись от тревожного ожидания беды и вернулись в более рациональное русло.

Чего я так распсиховался? Неужели это известие о беременности Ники сделало из меня невротика? Ничего ведь не изменилось. В прошлый раз мне даже в голову не пришло будить Ворона раньше времени, пока Ника всерьёз ни заболела. А теперь поскакал к папочке, как трусливый заяц, без всякой видимой причины. Да, рано учитель решил, что его миссия выполнена. Какой же из меня взрослый, если мне до сих пор требуется родительская опека? Даже сам за себя не готов отвечать, не то что за других. А ведь ситуация вовсе не критическая, вполне себе штатная ситуация, просто нервы разыгрались.

Не доходя ста метров до Вороновой берлоги, я решительно развернулся и пошёл к дому. А жаль, нужно было довериться своей интуиции. Впрочем, вряд ли это что-то могло изменить, с судьбой не поспоришь. Как ни странно, приняв решение справляться самостоятельно, я сразу как-то успокоился. Мне действительно стало легче, тревога отпустила, и на душе сделалось гораздо светлее. Поэтому, когда я распахнул дверь в сени, на моей физиономии снова сияла самодовольная улыбка. Вот только недолго. Дверь в комнату была открыта, и около стола стоял Витёк, прижимая лезвие охотничьего ножа к горлу Ники.

Я так и застыл на пороге с дурацкой улыбкой на лице. Не знаю, сколько бы длилось моё шоковое состояние, если бы его не оборвали самым грубым и недвусмысленным образом. Резкая боль в затылке, яркая вспышка и блаженная темнота. Видимо, кто-то из бандюков стоял за дверью, поджидая загулявшего хозяина. Очнулся я уже привязанным к стулу и мокрым от воды, которой меня, по всей видимости, приводили в чувство. Представшая моему взору сцена в точности напоминала мои самые кошмарные фантазии. Двое бандюков держали мою девочку, ещё двое пристроились у окон, типа, караулили, а Витёк расхаживал по комнате, поигрывая своим ножом. Заметив, что я открыл глаза, он подошёл вплотную и ухватил меня за волосы.

– Где колдун? – поинтересовался он, запрокидывая мою голову назад, словно собирался перерезать мне горло.

Приёмчик, видимо, был из ментовского арсенала и рассчитан на зрелищный эффект. Ника тихо охнула за спиной дознавателя, и я мысленно поблагодарил небо, что не вижу сейчас её глаз. Помню, у меня в голове пронеслась весьма своевременная мысль, что на ранних сроках беременности очень вредно волноваться. Нашёл, о чём беспокоиться. Что случится дальше, мне в общих чертах было понятно. Меня будут бить и угрожать расправой Нике. И что делать в этой ситуации, было совершенно неясно. Я уже начал прикидывать, как бы мне переключить внимание бандюков с беременной женщины на себя, но события приняли неожиданный оборот, бывший мент меня удивил.

– Да и чёрт с ним,– он махнул ножом прямо у меня под носом. – Я эту тварь искать не собираюсь, ты сам его отыщешь и притом очень быстро,– он отпустил мою шевелюру и бросил плотоядный взгляд в сторону Ники. – Значит, расклад у нас будет такой,– теперь он снова смотрел мне в глаза,– у тебя два часа на то, чтобы принести мне голову колдуна. Это я не фигурально выражаюсь, если ты не понял. Опоздаешь хоть на минуту, и твоя девка умрёт. Всё ясно?

У меня натурально перехватило дыхание, показалось, что из лёгких выкачали весь воздух. Даже успел подумать, как было бы здорово, если бы я сейчас действительно умер, например, от инсульта. Ну не стали бы они мучить ни в чём не повинную женщину в таком случае. Или стали? Я бросил оценивающий взгляд на расхаживающего по комнате мстителя. Его глаза горели ненавистью, чистой и незамутнённой сочувствием или угрызением совести. Такой пойдёт до конца, ему неведомы сомнения. А вот остальные четверо не были столь уверены в справедливости и, главное, безнаказанности того, что они творили. Наверное, этим можно было как-то воспользоваться. Знать бы ещё, как.

– Мы будем ждать тебя на южном мысу,– ворвался в мои панические рефлексии голос Витька,– туда не подберёшься незаметно, даже не пытайся,– он насмешливо ухмыльнулся и наконец убрал свой нож в ножны. – Если мы заметим где-то поблизости колдуна, целого, с головой, или если я увижу тебя с пустыми руками, то сброшу твоего ангелочка с обрыва. Посмотрим, умеет ли она летать,– Витёк похабно загоготал, и двое мужиков, державших Нику, подобострастно захихикали, подыгрывая своему атаману. – Усёк? Или повторить?