Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дикий взгляд, слюнявые рты, шипастые дубинки на поясах и длинные грязные когти. “Началось!” – пронеслось в моей голове. Гоблины шествовали по аллее стройным отрядом – те самые, из Тетради, со страницы Шахрэ, только не нарисованные, а абсолютно реальные. Откуда они здесь взялись?
Целующаяся парочка не видела гоблинов: эти двое в опасности, и я должен их предупредить. Но меня парализовало. Я попытался шевельнуться – и тело сковала болезненная судорога. Голос, язык, гортань – больше не подчинялись мне.
– М-м-м, – выдавил я из себя. А гоблины шли и шли, методично вбивая камни в пыль. Приди же, магия, приди! Сейчас ты нужна мне как никогда! Парень и девушка увидели, что происходит. Попытались закричать, но смогли лишь что-то пропищать. Не прошло и пары секунд, как гоблины окружили ребят. Первобытные твари с интеллектом осла, варвары из иного мира.
Парень героически выставил кулаки. Бежать некуда. И ждать спасения неоткуда. Еще чуть-чуть, и их настигнет смерть от удара тяжелой дубины.
– Помогите, – беззвучно сказала девушка – я разобрал это по ее губам. В ее глазах отразилась вся боль, все отчаяние рода людского, а я, скованный невидимыми цепями, только наблюдал, более не надеясь на чудо.
Но чудо произошло.
– А-р-р-р! – услышал я у своего уха. Возле скамейки стоял Стэнли. Корф из мужского школьного туалета, оживший, настоящий. Смерть – читалось в его глазах. Убивать. Расчленять! Реалистичность, которая тогда поразила нас с Ромой, перешла на еще более высокий уровень, теперь материализовавшийся рисунок грозил уничтожением всего и вся.
– Кто ты? – с трудом проговорил я. Стэнли, словно ожидая вопроса, схватил скамью за спинку и с громким хрустом оторвал ее от бетонной основы, будто это не крепкое дерево, а перегородка в домике из лего. Конец. Здесь я приму смерть от рук своего детища.
Свора гоблинов медленно обернулась к нему. Я мысленно сказал маме «пока», папе пожелал выздоровления, а Мелкому завещал на вырост все свои джинсы. Но вдруг, вопреки ожиданиям, Стэнли не откусил мне голову, а громко зарычал и стремительно двинулся мимо – к врагам.
Он друг! Он друг! – ликовал я. Я его создал! Я его нарисовал. Он пришел, чтобы защитить меня. Корфы – друзья! Стэнли, выпустив мощные когти, обернулся и… поклонился.
Взгляд его оказался не просто взглядом, а заклинанием перемещения (или как это у них называется?)
* * *
Меня телепортировало во двор неподалеку от родного дома. Я приземлился рядом с трансформаторной будкой.
– Стэнли… – выдохнул я, когда приземлился. И повторил: – Стэнли… Надеюсь, ты выручил тех ребят.
Черт возьми, Шар, что ты творишь?
Нога застряла между… А, нет, не застряла. В порядке моя нога, ею даже можно подвигать. Я отряхнул штаны и побрел в сторону дома. Тихонько открыл дверь в квартиру и зашел в свою комнату.
– Привет, Ульфир, – сказал я, открывая шкаф. – Как дела?
– Хорош-ш-шо.
Минувший выглядел холеным и свежим. Точно породистый кот, только Ульфир. Царапается ли он, если намылить его шампунем?
– Сейчас темно, – сказал я. – Можешь погулять по комнате. Только не выходи за дверь, хорошо?
– Хорош-ш-шо.
Ульфир аккуратно переступил через порог шкафа. Он сопел и изучал своими огромными глазами комнату. Вскарабкался, как мартышка, на верхнюю полку стеллажа. Повертел в лапках человека-верблюда. Поставил на место. Слез на пол, что-то изучил в углу.
Я, устав за ним наблюдать, улегся на кровать, скрестил руки на груди и уставился в потолок. Ульфир через какое-то время тоже лег, но на полу. За окном, вдалеке, горел Шар.
– Ты Минувший, Ульфир, да?
– Я Пришедший.
– Что?
– Я не минул. Я тут. Што ты говоришь.
– Просто таких, как ты, называют Минувшими.
– А-а-а.
– У тебя есть родственники? Другие Ульфиры?
– Есть. А у тебя есть рушкец?
– Ты позавчера налопался на неделю вперед. Не наглей.
– Рушкец бы…
– Утром принесу. Уговор?
– Уговор.
– Ульфир, что может уничтожить Орвандию?
– Што угодно. Но прежде всего – худые сны.
Я посмотрел на Ульфира. Маленькое существо потешно разлеглось на ковре, подражая мне.
– Ты крутой, – сказал я.
– А ты – Дима. Юный Ригори.
– Не надо… Не хочу я.
Так мы и лежали. На карнизе шелестели шторы. Расширял свои владения май. Я больше не боялся уснуть. И тьмы не боялся. Хоть меня и не покидала мысль о том, что она обитаема и кто-то здесь, сейчас, рядом с нами есть, – я был спокоен. Скоро все закончится.
* * *
В дверь постучала мама.
– Проснулся?
– Да, мам! Доброе утро!
– Иди завтракать.
По ее тону было понятно, что фраза “Нам надо поговорить” – подразумевается.
На кухне пахло кофе и яичницей. Мама выглядела расстроенной, а из-под пластыря на ее пальце сочилась кровь: нервничала, порезалась. Впервые за четыре (примерно) года она курила сигарету, стряхивая пепел в пепельницу на подоконнике.
– Где был? – спросила она. – Вчера.
– Гулял. С Ромой.
– Гулял… – повторила мама, выдохнув облачко дыма.
Также я впервые за долгое время увидел ее не расчесанной. Мама даже в соседнюю комнату всегда ходила, как на деловую встречу, а тут такое.
– Что-то случилось?
– Да нет, Дим. Впрочем… Я могла бы это обсудить со взрослым человеком. По возрасту ты вроде бы подходишь, но, мне кажется, ты все еще ребенок. Такой ребенок, что…
– Разве это плохо?
– Нет. Не плохо. Скажи: у тебя еще остались те шорты с супергероями? В которых ты года четыре назад ходил.
– Ага, они в нижнем вроде ящике, в шкафу. А зачем?
– Мы брата твоего в лагерь отправляем.
– В детский?
– А в какой еще?
– В конц.
– Не говори глупостей. От них навязчиво пахнет переспелой грушей. Твой брат едет в детский лагерь, в «Полянку». Мы с отцом купили путевку, когда у меня еще была работа, а у него – заказы, чтобы платить за лечение. Не приходилось залезать в копилку.
Мама стряхнула пепел прямо на подоконник.
– Мам… – сказал я. – У меня тоже есть запас. Поделиться?
– Перестань.
– Нет, правда.
Мама пристально посмотрела на меня.
– Сколько у тебя? – спросила она наконец.
– Пятьдесят долларов. И мелочи еще наскребу доллара три точно. Возьму только пятьдесят центов на булку сегодня.
И мама расплакалась. Зарыдала, как никогда при мне не рыдала.
Не зная, что делать, я сказал: «Мам!.. Мам…», подошел к ней и погладил по спине. Почему-то не решился ее обнять, хотя следовало бы. Слова не шли, их поймал невод, закиданный несносным рыбаком в самую глубину горла.
– Прости… – сказала мама. – Прости. Сорвалась. Прости, Дим. Не надо денег. Тебе еще поступать. Спрячь. Справимся, не переживай.
– Все будет хорошо, мам… Все будет