Угол, из-за которого был виден Маликульмульков дом, имелся лишь один — к нему и отошли, встав вплотную к забору.

— Я уж не знаю, любопытно ли вам, Крылов, как идут поиски Теодора Пауля, — сказал Паррот. — А мы меж тем расспрашиваем людей и кое-что выяснили. Он действительно увивался вокруг Клерхен Преториус. Он очень хотел войти в это уважаемое семейство. И после того как мы не дали ему погубить герра Струве, он побежал именно туда. Уж что он наплел своим будущим родственникам — даже представить не могу, но больше его в крепости, кажется, не видели — значит, именно кто-то из Преториусов его вывез и спрятал.

— У них есть дом где-то на краю Московского форштадта, они сдают половину каким-то огородникам, — добавил Гриндель. — Место хорошее, недалеко от берега, напротив Звиргзденхольма, летом туда хорошо вывозить детей. И спрятать там можно хоть стадо слонов. Я думаю, наш Теодор Пауль именно там оказался. Ведь он не так много нажил в Риге друзей, к кому можно прибежать и сказать: я натворил дел, спрячь меня!

— Да, скорее всего, он прячется там, — согласился Паррот. — Я знаю, Крылов, вы скажете — как это почтенный рижский аптекарь додумался прятать человека, который пытался отравить его собрата по ремеслу? Но Преториусы, и старший, и младший, могут даже не знать об этом.

— Та девица, Клерхен? — догадался Маликульмульк. — Она сама его туда отправила?

— Видимо, да, хотя и это странно. Отец бы ей не позволил…

— Чего не сделаешь ради любви, — иронически заметил Гриндель. — Но вряд ли она сама его туда повезла. Девицы наши не настолько сошли с ума, чтобы сесть на облучок и править лошадью. Скорее всего, попросила Эмиля Круме… позвольте!..

— Того самого, что сейчас околачивался у моих ворот? — изумился Маликульмульк. — Это что же за узел получается?

— Гордиев узел, который, к сожалению, придется все же развязывать. Давид Иероним, объясните-ка, почему Клерхен Преториус просит о таких одолжениях какого-то Эмиля Круме?

— Да потому, что он — ее сводный брат! Старый Преториус прижил ребенка со служанкой-латышкой. Но он человек порядочный и позаботился об этом ребенке. Эмиль Круме работает на него, выполняет поручения. Герр Преториус даже не скрывает, что они в родстве… я думаю, пол-Риги об этом знает…

— И этот же самый Круме преследует особу, которая прибежала к вам за амурными утехами. Что бы сие значило? А, Крылов? — спросил Паррот.

— Не знаю! — честно ответил Маликульмульк. Он действительно не видел никакой связи между полукровкой Круме и фрау Софи.

— Тихо… — прошептал Гриндель.

Стук копыт по утоптанному снегу и скрип полозьев приближались. У Маликульмулькова дома остановились санки. Кучер нагнулся, сгреб с обочины снега, слепил ком и запустил в верхнее окошко.

— Не пришлось бы идти к ней на выручку, — сказал Паррот. — Похоже, этот негодяй не ранен. Но шубу ему я прострелил.

— Подождем, — Гриндель беззвучно похлопал друга по плечу.

Ждать пришлось недолго.

Женщина выбежала из калитки, быстро забралась в сани, кучер хлестнул поводьями по конскому крупу, сани укатили в сторону эспланады, а там повернули налево.

— Черт возьми! — воскликнул Паррот. — Вот это сюрприз!

— Иоганн, с кем вы связались? — спросил изумленный Гриндель. — Что это за дама, которую привозят к вам на санях и потом охраняют под дверью?

— Вы правы, — ответил на это Маликульмульк. Он лишь теперь сообразил, что фрау Софи не по снегу бежала к нему из крепости, а приехала. Влетела, ворвалась — в чистеньких и сухих туфельках, в тоненьких чулочках, прелестное дитя, послушное лишь капризам неопытного сердечка…

Послушное дитя. Маменька велела — милая Софи вышла замуж за нелюбимого. Осталась вдовой с немалым имуществом. Кто и для чего велел ей совершить этот ночной вояж? Кто приставил к ней охрану? Старый Видау? Но какой ему резон? Он-то мог сказать названной внучке: поезжай к неопрятному толстяку, мне так надобно. Но для чего? Неужто канцелярский начальник для бюргеров — столь почтенная фигура и столь завидный жених?

Странно сие, весьма странно…

* * *

— Два мертвых тела подняли, — сказала хозяйская дочка Груша, установив поднос с завтраком на столе. — Страсти какие — чуть ли не под нашим окошком! А ну как бы пули к нам залетели? А будочника-то у нас тут и нет, он далеко! А кабы и был? Что он поделает, когда две шайки повздорили? Батюшка знает, кто стрелял, это опять налетчики объявились! У нас прошлой зимой тоже стрельба была, Они в Московском форштадте прячутся, у них там укрыватели. А шалить сюда идут.

— А где подняли тела? — спросил Маликульмульк. — Неужто здесь?

— Нет, сказывали, на эспланаде. Туда чего только не кидают — вот они покойников подхватили, увезли да в снег и скинули…

Маликульмульк усмехнулся — надо же, и покойников уже присочинили испуганные обыватели.

— Ты не бойся, Грушенька, — сказал он. — Только при стрельбе у окошка не стой. Лучше всего — в простенке меж окошек. И сбегай, ради Бога, пока я ем, останови извозчика.

После бурной ночи он спал плоховато, проснулся поздновато, было не до пеших прогулок.

Едучи, Маликульмульк уже просто мечтал оказаться в хорошо натопленной канцелярии и заняться перепиской со столицей. Ночные рассуждения с Парротом и Гринделем (хорошо хоть, приятели сжалились и не потащили его Бог весть куда, а оставили ночевать на Большой Песочной) оказались утомительны. Все запуталось неимоверно — как будто мало было суеты вокруг бальзамного рецепта, прибавилась суета вокруг беглой старухи.

Но и в Рижском замке философу не было покоя. Только успел сесть за стол и выслушать об утренних курьерах, как прибежал казачок Гришка: ее сиятельство-де зовет к себе! И возразить невозможно.

Варвара Васильевна не сидела за большими пяльцами или с тамбурным крючком, как положено даме, а стояла, да и как стояла! Словно грозная древнегреческая богиня, то ли Афина, то ли Эринния, то ли сама горгона Медуза с яростным лицом, обрамленным огненными змеями. Придворные дамы жались в уголке.

— Входи, голубчик, входи! — сказала она. — Ты с ума, что ли, сбрел? Да как в твою дурную голову этакая нелепица втемяшилась?!

Маликульмульк остолбенел. Вид у княгини был такой, словно она сейчас же готова собственноручно выпороть виновника. Да еще за ее спиной возвышался огромный лакей Степан, преданный барыне до умопомрачения.

— Ваше сиятельство… — пробормотал Маликульмульк. — Я не понимаю…

— Не понимаешь? А я вот князя велю позвать — он тебе растолкует! Ты с твоими розысками последнего ума лишился! Я тебя знаю — ты хочешь князю угодить во что бы то ни стало! Ради розыска на все готов, на любую пакость! Хорошо, добрые люди мне доносят о твоих проказах! Я чуть со стыда не сгорела, когда Брискорн со мной говорил!

Опять Брискорн, подумал Маликульмульк, опять дивовские мальчишки…