Сезон дождей был в самом разгаре, и многие рестораны закрылись на ремонт, а я сильно проголодалась. Бродя по улице в поисках какого-нибудь кафе, я наткнулась на Хасана. Он тоже был голоден, и я предложила вместе поискать закусочную. Хасан позвал меня в свой любимый китайский ресторан, где все знали его и радушно приветствовали. Я и представить себе не могла, что на Занзибаре есть китайская еда. Кормили здесь отменно, и, расспросив Хасана о его жизни, я немало о нем узнала.

– Во времена социализма я закончил школу и понял, что с Занзибара нужно уезжать. Я отправился в Грецию и поступил в торговый флот. Восемь лет я путешествовал по миру, много пережил, однако в конце концов понял, что лучше Занзибара места не найти – по крайней мере, если у тебя есть деньги. – Он рассказал о том, как добился финансового благополучия за границей и заработал достаточно, чтобы построить дом на родине. После этого он снова уехал и вернулся, имея достаточно средств, чтобы открыть студию звукозаписи. Здесь это была первая такая студия. – Все считали меня сумасшедшим и говорили, что никто не захочет у меня записываться, но я добился успеха и создал новое звучание бонго флава в неповторимом занзибарском стиле — занзи флава. Люди считают меня дьяволом в человеческом обличье и боятся, что я отлучаю мальчиков от ислама, но я предоставляю этим мальчикам возможность заняться чем-то серьезным, заработать денег, занимаясь музыкой. Некоторые семьи видят, сколько денег зарабатывают сыновья, и меняют свое мнение.

Я спросила, увлекается ли кто-нибудь из его подопечных наркотиками.

– Нет, – ответил он, – ведь благодаря мне у них есть занятие.

Ему было что посоветовать молодым ребятам, особенно тем, кто пытается вырваться с Занзибара, женившись на иностранке.

– Я не раз видел, как в Штатах бывшие жители Занзибара чрезмерно увлекаются материальными ценностями и становятся рабами потребления, вместо того чтобы посылать деньги домой и строить на Занзибаре жилье. Я всем советую построить небольшой дом, чтобы по возвращении домой не пришлось жить с родителями в развалюхе, особенно если к тому времени появятся жена и дети. Многие молодые парни думают, что иностранки помогут им уехать с Занзибара, но я говорю, чтобы они получали образование, и пытаюсь уберечь от чрезмерных иллюзий по поводу жизни за границей. Некоторые попросту считают, что им не нужно учиться, поскольку они все равно уедут с Занзибара, но без образования они и в других странах никому не будут нужны, а их женщинам вскоре надоест смотреть, как они сидят без дела, и через несколько месяцев они отправят их обратно домой.

Мне осталось провести на Занзибаре всего несколько дней, и я решила отдохнуть от Малинди, подышать свежим воздухом. Какой-то одинокий водитель предложил меня подвезти.

– Сколько до Джамбиани? – спросила я.

Это была маленькая деревушка в другой части острова. Туристический сезон подошел к концу, и ряды бунгало стояли в ней заброшенными, так что я остановилась в гостинице «Оазис», где работал парень в дредах по имени Фидо.

В Джамбиани выращивают морские водоросли, экстракт которых используется всюду – от зубной пасты до лекарств. Большую часть урожая покупали две китайские компании – по четыре цента за килограмм сушеных водорослей. Разновидность водорослей, требующая более трудоемкого ухода, стоила восемнадцать центов за килограмм. Представьте, сколько свежих водорослей нужно собрать, чтобы получить килограмм сушеных!

Фидо повел меня на экскурсию по морской ферме. Повсюду валялись морские ежи, и я боялась наступить на них. Иногда они лежали под грудами водорослей, и их не было видно. Мы шли босиком и забрели далеко к приливным водоемам.

Во время отлива море уходило так далеко, что женщин, собиравших водоросли, почти не было видно. Каждая женщина аккуратно и бережно связывала свой улов в пучки. Некоторые собирали урожай и в больших корзинах относили его на голове в деревню, а затем для просушки раскладывали водоросли на земле. Каждая женщина работала на очень маленьком участке земли, и, сделав приблизительные подсчеты, я поняла, что этот тяжелый труд приносит очень скудный доход.

В два часа дня я попыталась сесть на даладалу до Стоун-Тауна, но поскольку расписание не соблюдалось, она пришла только в три часа. Солнце жгло нещадно. Фургон въехал в город и не остановился, но потом повернул обратно. Я волновалась, успею ли вернуться вовремя и провести последний урок танца живота.

Я уже готова была начать возмущаться, как услышала детские голоса, хором пищавшие: Пига пича! Меня окружили дети. В порванной одежде, с сопливыми носами, они, тем не менее, подпрыгивали на месте, желая фотографироваться. Я стала делать снимки и показывать их на маленьком экранчике. Дети визжали от восторга и тянули руки к камере. Мне не нравилось, что так много ручек пытается заляпать мой экран, поэтому я провела отвлекающий маневр. Взяв одного мальчика за руку, я закружила его. Дети тут же принялись спорить, кому кружиться следующим, и мне пришлось попотеть.

Наконец появилась даладала, и мне удалось скрыться от детишек. Среди пассажиров не оказалось ни одной женщины.

Многие из мужчин везли рыбу, которую они поставили у самого выхода, чтобы не провонял весь фургон.

В тот день я еле успела на урок.

С моего приезда на Занзибар и до того дня, как у нас с Тариком состоялся разговор о его наркозависимости, я каждый день встречала его на улице. Гуляя, я всегда была уверена, что он идет за мной или поджидает меня где-нибудь за углом. Тем не менее с того рокового звонка я ни разу его не видела и сомневалась, что мы вообще увидимся снова.

В один из последних дней я шла по темным переулкам к «Икхвани Сафаа», чтобы послушать их в последний раз и попрощаться. Из-за угла возник знакомый, кажется, силуэт. Тарик? Только он, видимо, поправился на несколько килограммов и обзавелся более приличной одеждой. Я не поняла точно, был ли это он, поэтому, не обращая внимания, продолжала идти.

Когда я вышла из клуба, он ждал меня внизу. В итоге все было как в старые добрые времена: мы сидели на баразе, и у него всегда находилось «еще кое-что» мне рассказать – о том, как он проводит дни с Лейлой и больше не принимает наркотики. Потом я встала, чтобы уйти, и он сказал:

– Кстати, забыл сказать: отец чувствует себя хорошо. – А потом просто добавил: – Мачеха вернулась. В понедельник я уезжаю в Кению.

Мы с Эммой встретились в шикарном ресторане «Ливингстон».

– Ты пропустила таараб, – сказала она.

Я оглянулась и увидела музыкантов, в том числе Абдула, барабанщика из «Икхвани Сафаа». Я подошла поздороваться, и он познакомил меня с Матоной, который, по слухам, был лучшим музыкантом на Занзибаре. Я давно мечтала увидеть его, но не знала, как это осуществить. Абдул рассказал ему, что я танцовщица, и Матона открыл футляры с инструментами. Он играл на уде и скрипке, а Абдул – на барабанах. Они исполняли старые арабские песни, и каждый демонстрировал свое виртуозное мастерство. Я с удовольствием танцевала, и наша импровизированная вечеринка привлекла целую толпу зрителей из соседних ресторанов и баров, люди собрались у окон. Мы еще долго не расходились – это было похоже на встречу старых друзей.