молчать, склонив голову. Вода иногда бликовала, почему-то лиловым.

– Слушайте, Белорецкая, а что вы стали такая? – голос Т.И. звучал скорее раздраженно, чем участливо, сами слова – скорее как «Машинка сломалась», чем «Все ли в порядке, деточка?» Ника нехотя вскинулась, спросила как можно нейтральнее:

– Какая именно?

Т. И. помялась, желчно сжала губы и наконец выдала:

– Ну, у вас там в семье что-то? С отцом, что ли, опять?

Кулаки сжались. Наверное, Гусь брякнул про Никины тупые страхи и обидки на папу. Она спрятала руки за спину, расправила плечи и, прямо глядя в эти ангельские глаза, поинтересовалась:

– С чего вы взяли?

Т. И. было таким не пронять, она смотрела в ответ.

– Я обращала внимание, что вы мотивированная девушка. Хорошо учитесь, всем интересуетесь, ответственно ко всему подходите. Но сейчас вы как-то…

Фонарь рядом болезненно мигнул. Щелкнуло что-то внутри него, света не было две или три секунды, потом желтый блик опять вгрызся в смолу ночи.

– Погасла? – спросила Ника. – Выгорела?..

Т. И. сморщилась, будто только что слопала сырую лягушку.

– Фу-ты, как поэтично и новомодно. Но да. Это видят все. Подумывают направить вас к психологу вне очереди, может, пусть с вами поработают.

Ника покачала головой и отвела взгляд от круглого, миловидного, но неуловимо отталкивающего лица: стало тошно. Ну куда она лезет, зачем, когда даже преподает не психологию, не юриспруденцию, а одно из направлений боевой подготовки? Ее выбор между ангелом и крокодилом давно сделан. Своих детей – двойню, кажется, пацанов – пусть воспитывает и гоняет к мозгоправам. Прибавив шагу, Ника напомнила:

– Я здорова. Я сдала все нормативы и тесты. Я в порядке, и мое дело, что там у меня…

Т. И. мигом догнала ее и стала сильнее чеканить шаг. Она явно заводилась, опять пыталась поймать взгляд, но Ника не давала – пока ее не ухватили повыше локтя.

– Нет. – Почти рык. Сильно пахнуло розовыми духами: в них Т.И. себе не отказывала. – Ваше психическое здоровье – дело не только ваше, но и тех, кого вы будете защищать. – Она сощурилась. – Давайте не будем вспоминать про срывы у наших коллег, когда они стреляли по гражданским из табельного, садились на героин или…

Ника резко остановилась, инструктор тоже. Дышать почему-то становилось труднее, а мир мерзко расплывался. И опять эти лиловые блики на воде, в фонарях…

– Я не псих, – тихо сказала Ника и заставила себя не опускать голову. – Не псих. И никогда не стану. А если стану – так вы же меня и застрелите. Окей?

Они молчали секунд пять, от локтя разливалась холодная нервная боль. Ника впервые обратила внимание: у наставницы серые глаза, как у Аси, но с другим, колючим и въедливым, выражением. И тут взгляд смягчился. Может, Т.И. вспомнила своих детей. А может, и свой трудный возраст. Заговорила она уже теплее, пальцы разжала:

– Ника, поймите, это не блажь. Звучит пафосно, но мы отвечаем за каждого будущего стража порядка. Наша обязанность – вас вырастить здоровыми, мотивированными и адекватными, и так в системе черт-те что. – Она помедлила. – Если вы только в чем-то нуждаетесь, если…

– Подруга у меня пропала, – просто сказала Ника и пошла вперед. – Лучшая. Вот я и волнуюсь. Она как сестра мне.

Т. И. снова ее догнала, по-мужски грубо схватила за плечо. Заметно оживилась:

– Ну что же вы раньше не говорили? – Тонкие брови сдвинулись. – Заявление писали? К отцу обращались? К Лукину? У них связи!

– Это дочь Лукина. – Ника знала, что тут Т.И. растеряется, и это произошло.

– О… – она облизнула губы, – вы же с Мариной дружите, я забыла.

Забыла. Да для тебя вообще мы все примерно на одно лицо. А вот Лукина ты помнишь, потому что «образцовый начальник образцового ОВД». И потому что он тоже злой как собака, но ему, взрослому, нельзя пригрозить психологом и разродиться пафосными речами. В глазах стало горячо, в горле – сухо. Ника устало зажмурилась.

– Ник… – это уже совсем иначе звучало. – Ну Ник. Марина храбрая, а ее молодой человек вроде вообще доктор, знает, как нужно держаться. И вроде бы идут переговоры, чтобы туда кого-то допустили. Или оттуда кого-то вывезли. Или…

Т. И. не успела закончить: слева в темноте вдруг мелькнули два маленьких пятна света, похожие на точки сигарет. Зажглись раз, два, ближе, дальше – и замерли. Низко, намного ниже среднего человеческого роста. Раздался скрежет, потом – звук, будто раздирают ткань. Фонарь возле Ники опять мигнул. Лиловым. И погас.

– Что еще за хрень? – Пальцы наставницы сжались у Ники на плече.

Та равнодушно осознала, что на ее чувствительной коже завтра будет синяк, будто всю ночь она подвергалась каким-то изощренным половым утехам, а не моталась по закоулкам, исполняя служебный долг.

– Стоять. – Т.И., повысив голос, проревела в темноту: – Кто здесь?!

Точки померкли. Ника, не дождавшись отмены приказа, метнулась к густому кустарнику, где они только что висели, но никого не увидела. Т.И. окликнула:

– Эй! Белорецкая! Есть что?

Нет. Присев, Ника зачем-то коснулась ладонью асфальта. Он был сухим и горячим, поверхность дрожала, как если бы рядом работала турбина. Больше ничего странного. В стороне виднелось несколько глубоких рытвин, но мало ли откуда они взялись. Вряд ли здесь, в этом глухом уголке набережной, часто меняли покрытия.

– Чисто!

Казалось, Т.И. выдохнула.

– Тогда вперед. Бр-р, мерзкая какая-то ночка, да?

Ника вскочила и поспешила за Ляпецкой, которая, бубня это, успела пройти вперед. В темноте Ника видела лишь ее силуэт и слышала слабую трескотню рации: «Как слышно, как слышно…» Плохо. Точнее, не слышно ничего хорошего. Лучше бы дали включить радио. Лучше бы… Вдруг Т.И. остановилась и, обернувшись, замахала рукой. Она опять казалась нервной, и Ника перешла на бег. Вскоре она поравнялась с инструктором, но не успела спросить, что случилось. Т.И. сосредоточенно светила фонарем под ноги.

– Мда… прям «Секретные материалы» какие-то, а? – Но веселья в голосе не было.

В желтом свете Ника увидела след – снова рытвины, скорее даже борозды, длинные и глубокие, точно что-то тяжелое волокли вперед, и это что-то скребло асфальт. Ника наклонилась, потом присела и стала щупать поверхность. Здесь она тоже мелко тряслась. В вязкой тишине за плеском реки отчетливо слышался давящий гул.

– Что это?.. – непонятно зачем спросила Ника. И непонятно почему – с дрожью.

«Просто шум. Просто следы на асфальте. Просто темно. Ерунда».

Совсем как в детстве.

– Да черт знает.

«Просто стул. Просто ветка стучит в окно. Просто шкаф. И все будет хорошо, если включить свет. Монстров…»

Ей кое-что почудилось, и