пока она занята приготовлением напитка, думаю о том, что как бы то ни было, мне остаётся ещё потерпеть шесть дней до своего совершеннолетия, а потом я, наконец, смогу делать то, что действительно захочу — не то, что вынуждена и потому, что так желает кое-кто другой, будь он неладен.

Да, буду спокойна…

Заставлю себя.

После всего, что случилось за прошедшую неделю, хуже ведь быть уже всё равно не может.

Глава 22.1

С той же мыслью направляюсь в школу. И ещё одной. О том, что остаётся пережить этот, потом ещё всего два будних дня и экзамены. На вручение дипломов присутствовать совсем не обязательно. Достаточно лишь соответствующее заявление написать, курьером пришлют.

И да, покидаю дом реально в сопровождении сразу двух своих новых надзирателей. Они, к слову, совсем немногословны, будто им рты позашивали, между собой и то не общаются, но при этом очень уж синхронно вежливы. Открывают для меня и закрывают дверцу внедорожника, в котором везут по городу, по выходу из него — то же самое. Да и вообще каждую последующую встречающуюся на моём пути дверь.

И, млин, реально сопровождают в каждую!

Даже на уроках присутствуют, не отстают дальше двух шагов, как две невозмутимые статуи, несмотря на сопутствующие шушукания одноклассников. Не слушаю их. Как и не имею ни малейшего понятия, как такое может допустить школьная администрация. Но прискорбный факт остаётся таковым на протяжении всей первой половины дня. В столовую — и то за мной. Хотя на моё дотошно-вежливое предложение тоже поесть следует молчаливый отказ.

Не настаиваю. Именно здесь, с момента взлома двери женской раздевалки вчерашним днём, впервые вижу Каана. На него отвлекаюсь.

Он…

Будто на невидимую стену натыкается, повернув голову в мою сторону. Явно собирается что-то сказать, не дойдя до меня несколько шагов. Но так и не говорит ничего. Переводит внимание на тех, что, как и я, застывают за моей спиной. Ещё секунда. Другая. Мотает головой, будто отряхивается от какой-то своей глубокой мысли. Идёт дальше. Проходит мимо.

Я…

Разочарована?

Может быть.

Хотя ведь это же наоборот, мне на пользу.

Но и вместе с тем словно во мне самой меняется что-то. Что-то — слишком явное, чтобы игнорировать.

Что?

Чёрт его знает…

Быть может, этот парень больше не кажется мне таким уж и ужасным?

Как и сама мысль с ним заговорить.

Я опять с ума схожу?

Вероятно.

Дальнейший самоанализ и думы о бытие ни к чему путному тоже не приводят. Выбираю себе будущий обед, и то, словно через туманную призму, скорее на автомате, выбирая самое привычное, нежели то, что действительно хотелось бы съесть. Настолько безразличным становится.

Столик, за который усаживаюсь, единственно пустой.

Вернее, становится таковым, как только я занимаю свободное место, на этот раз не спрашивая, а можно ли.

Остальных, как ветром сдувает…

И, кажется, это первое, что за весь день действительно радует!

Ненадолго.

Если Каан Дикмен по не совсем понятной мне причине, вдруг именно сегодня решает, что появляться передо мной ему больше не интересно, то его друг решает как раз иначе.

— Поговорим? — грохает подносом передо мной Аяз.

Не дожидаясь реакции, тут же усаживается напротив. И очень успешно делает вид, что тех двоих за моей спиной не существует. Впивается в моё лицо заинтересованным взглядом, словно его правда волнует мой ответ.

— В последний раз когда мы с тобой говорили, меня потом запихнули в мусорный контейнер, разве нет? — отзываюсь максимально ровным голосом.

Вовсе не глядя на ещё двоих присутствующих, прекрасно чувствую, как те напряглись. Неспроста Аяз, пусть и мимолётно, но косится на них.

— Я к этому не причастен, — поднимает ладони в примирительном жесте, хотя и ненадолго, после чего с самым благопристойным видом берёт ложку и принимается за свой обед. — Всех, кто так или иначе был реально причастен к данной ситуации, позавчера забрали на допрос, — припоминает приезд полиции. — Как видишь, меня отпустили. Потому что я не причём. Всего лишь правда извинился перед тобой за свою резкость. До сих пор считаю также, если тебя это вдруг волнует, — добавляет, прежде чем запихнуть в себя ложку супа.

Да с таким довольным видом, словно этот суп — самое вкусное, что только существовало в его жизни.

А вот я, в отличие от него, про свой обед забываю.

— Всех? — моргаю в удивлении.

Не то, что я ему совсем не верю, но…

— Почти всех, — быстро понимает он, о чём я.

Глотает ещё ложку супа. А моё удивление быстренько преобразовывается в досаду. Может быть у группки шестёрок Дерьи Шахин и будут проблемы, хотя и кратковременные, но сама анаконда, как обычно, выходит сухой из воды.

Или нет?

— Тех, кто в это «почти» входят, сами родители наказали, — раздаётся сбоку от меня. — Сразу, как остальные мигом запели перелётными птичками, сознаваясь в своих грехах перед своими адвокатами.

Ещё пара мгновение, и рядом с Аязом усаживается Лаль Юксель. Тоже с подносом. И, судя по тому, как старательно она следом раскладывает столовые приборы, тоже собирается обедать именно здесь. Я же, глядя на неё, вздыхаю с тоскливой мыслью о том, как жаль, что всеобщий игнор моей персоны, оказывается, завершается.

— Иначе с чего бы нашей юной госпоже и королеве мира так внезапно заболеть, когда самое время наоборот, расцветать и злорадствовать? — добавляет ехидно Лаль.

А мне вспоминается то, как именно она соврала, что меня к директору вызвали. Как и то, что мел, стоя на одной ноге, она тоже держала. А значит, также причастна. И тогда слова Аяза о том, что забрали «почти всех», начинают играть другими красками. Добавляя ещё больше сомнений в том, что парня могли отпустить лишь потому, что он тут не причём, по его словам.

Так тошно становится…

Аппетит окончательно пропадает.

Я ведь не могу быть настолько наивной, чтобы и дальше с ними тут сидеть и болтать, словно мы друзья?

Поднимаюсь…

Всего на секунду.

В следующую — Аяз ловит за запястье и резко тянет вниз, вынуждая плюхнуться обратно на стул.