Мы достигли Аксума, старейшего города страны. На протяжении тысячи лет, начиная с IV века до нашей эры, он был столицей обширной империи. Церковь в Аксуме – одно из трех мест в Эфиопии, где якобы хранится Ковчег Завета. Доступа к нему не имеет никто, кроме высших иерархов церкви, но верить в его существование могут все желающие.

Мы были уже рядом с границей Эритреи, которая постоянно закрыта со времени кровавой и абсолютно бессмысленной войны в 1990-х годах. На всем пути из АддисАбебы крокодилов нам удалось найти только в озере Тана, которое мне явно не годилось в качестве “маленького водоема”. Мы решили, что вернемся в столицу через северовосточную Эфиопию, а если и там не найдем подходящих крокодилов, то попробуем через год в Судане. Такая перспектива нас вовсе не радовала: вход в суданские национальные парки стоит около семисот долларов в день.

Как только мы уехали с севера, дороги снова стали плохими. Пыли было столько, что Стася и Шура постоянно ходили завернувшись в китенге, купленные в Замбии, и выглядели как Мария и Иосиф во время бегства в Египет, с завернутым в полотенца фоторужьем вместо младенца Христа. Местные жители тоже заворачивались в большие куски ткани и выглядели вполне по-библейски, за исключением молодых девушек в городах, которые носили традиционные белые накидки поверх обтягивающих джинсов. Но самым экзотическим предметом одежды были огромные, похожие на зонтики шляпы из прессованного сушеного навоза. Их используют также в качестве крышек для печей, в которых пекут инжеру.

Несмотря на пыль и грязь, Эфиопия нравилась нам все больше. Мы даже привыкли к толпам детишек, которые бегали за нами по деревенским улицам, крича “хайленд!” (название первой фирмы, начавшей выпускать в Эфиопии воду в бутылках; теперь так обозначают любую пластиковую бутылку с водой), “быр!” (название местной валюты), “дай мне!” или “ю!”. В стране широко распространено поверье, что постоянные крики “ю!” (“ты” по-английски) – вежливый способ приветствовать иностранца. Для детей это просто игра, и если отвлечь их внимание чем-то более интересным вроде разговора или фотосъемки, они сразу превращаются в нормальных ребят, любознательных и толковых.

Матери часто посылали маленьких детей, чтобы те подбегали к нам, обнимали за ноги и просили, чтобы их взяли на руки. Тесфайе объяснил: эти женщины надеялись, что мы усыновим их малыша и увезем на Запад. Всего годом раньше мы были в Центральной Америке, где у сельских жителей настоящая паранойя насчет злобных гринго, якобы ворующих детей для усыновления. Но жизнь в Эфиопии несравнимо хуже, чем в самой бедной латиноамериканской трущобе, и местные матери понимают, что лучше отдать ребенка, чем обречь на столь жалкое существование.

Единственными людьми, которые нам не нравились, были попы и монахи. Их было очень много. В каждой деревне имелась хотя бы одна большая церковь, обычно на вершине холма. (Мечети тоже попадались, но они были расположены на дне долин, ближе к воде, и их обычно не было видно с дороги.) Все церкви, построенные за последние пятьсот лет, выглядели стандартно. Изолированная от внешнего мира враждебными мусульманами, христианская культура эфиопских нагорий пришла в упадок в Средние века и так из него и не вышла. Лишь изредка попадались более древние церкви, иногда построенные еще в V веке, и вот их нам очень хотелось посмотреть. Мы везли с собой письмо от министра культуры, гарантировавшее нам бесплатный доступ во все церкви, мечети и монастыри. Но привратники не обращали на него внимания, даже если Тесфайе зачитывал его вслух (многие монахи и попы были неграмотными). Они требовали запредельные суммы за вход, особенно если до церкви было трудно добраться (некоторые из них вырублены высоко в отвесных скалах и требуют почти профессионального скалолазания). Эти привратники оказались единственными людьми в Африке, на которых не действовал Стасин дар убеждения. Даже Тесфайе выходил из себя от их упрямства и часто цитировал библейские пассажи об изгнании Христом торговцев из храма.

Но это было еще не все. Стасе иногда приходилось дожидаться нас снаружи, потому что монастыри отличались такой строгостью, что женщин (а также вьючный скот женского пола) не пускали на порог. И каждый раз, как она присаживалась отдохнуть в радиусе километра от церкви или монастыря, ее немедленно окружала толпа послушников, пытавшихся заглянуть ей под китенге. Братьев во Христе ждал жестокий облом: под китенге у Стаей были шортики.

Решив немного отвлечься от поисков крокодилов и заглянуть в самую интересную часть страны, мы спустились с прохладных нагорий в жаркие пустыни, населенные только мусульманами. Там, на крайнем северо-востоке, где сходятся границы с Эритреей и Джибути, лежит пустыня Афар. Слово афар в семитских языках означает “пепел” или “пыль”. Вероятно, это то самое место, где пять миллионов лет назад люди произошли от обезьян, потому что именно здесь найдены сенсационные окаменелости “недостающих звеньев”. В то время эта область была покрыта лесами, но сейчас там мало растительности. В Афаре находятся основные “перекрестки” континентальных разломов, и земная кора постоянно трескается, извергая лавовые потоки и тучи вулканического пепла. Северная часть пустыни, называемая Данакиль, – самая низкая точка Африки, лежащая на сто пятьдесят метров ниже уровня моря. Там нет метеостанций, но считается, что это самое жаркое место на планете: днем температура обычно поднимается до 50 градусов в тени, а иногда и почти до 6о.

В пустыне обитает племя афар. Его обычно описывают как воинственных дикарей, живущих продажей соли с пересохших озер и грабежом караванов. По старинному обычаю они кастрируют незваных гостей, а в последние годы научились брать туристов в заложники. Я по опыту знал, что народы с подобной репутацией обычно оказываются самыми интересными и приятными в общении.

К тому времени, как мы спустились с нагорья, уже стемнело. В первой афарской деревне мы немного заплутали среди бесчисленных автомобильных следов в сухом речном русле и остановились спросить дорогу у идущих по тропинке девушек. Нас тут же пригласили в дом, угостили вкуснейшими горячими лепешками с семенами акации и отличным кофе и предоставили комнату со стенами, сплетенными из сухих веток. Всю ночь мы слышали за стеной мягкую поступь верблюжьих караванов, проходивших один за другим по единственной улице деревни.

Нашу хозяйку звали Айша. Утром мы достали надувной глобус, который возили с собой для подобных случаев, и показали, откуда мы приехали и куда еще собираемся. Стасе подарили кучу бисерных украшений, и она обменялась с хозяйкой китенге, отдав ей замбийское и получив афарское. Ее появление на улице в местной одежде вызвало в деревне бурный восторг.

В Афаре жуткие дороги, скучные пейзажи и ветер настолько горячий, что на лицах многих приезжих образуются волдыри. Немногочисленные туристы приезжают туда целыми автоколоннами и платят по две тысячи долларов за пятидневный визит. Ездить на одной машине не только опасно, но и практически невозможно. Каждый раз, как вы въезжаете на территорию очередного клана, вам полагается взять около десятка гидов и охранников, которым вы предоставляете питание, одеяла и небольшую зарплату. Вы также должны заплатить за пребывание на принадлежащей клану земле. Мы старались избежать всего этого, заводя дружбу с каждым шейхом и армейским командиром на нашем пути. В результате утомительных переговоров большую часть времени нам удавалось свести число навязанных нам пассажиров к двум, хотя в одном особенно опасном месте пришлось везти на крыше шестерых солдат и станковый пулемет. Приготовление еды на шесть человек, не говоря уже о двенадцати, на нашей маленькой походной печке занимало кучу времени. Места в машине совсем не оставалось, так что воды мы могли взять совсем немного. Если бы мы застряли в песке или поломались и пришлось бы выходить пешком, получился бы интересный эксперимент на выживание.