Опять не то!

Просто сегодня автор-пророк не чаще актера-пророка. А у нас три смерти (Высоцкий, Шукшин и Енгибаров) – три выстрела в авторов!

Просто суть сегодняшней профессии актера – последний на рубеже, отступать уже некуда. Это воспитывает героев (это уже рождает трусов)! Гордые профили Ибсенов и Гете! Да, не столь красивы спившиеся и умирающие с гримасой на лице сегодняшние лицедеи, их лица – лица мучеников, и простим навеки их мутнеющий от алкоголя взгляд, будем помнить их иначе и в иные моменты. А сытая братия прикормленных налимов – сегодняшних писателей – вовсе не наследница пушкинской могилы.

Не вы наследники, а мы

Могил и гибельных судеб!

Самое отвратительное – это то, что блоковское высокомерие унаследовали нынешние писаки. Они хотят и учить, и презирать, они отчего-то и в образованные себя определили… Образование у нас равное, равно неопределенное, равно стертое, равно фальсифицированное. Но мы имеем одно преимущество. Опыт самостоятельного творчества, творческой практики, живой муки… Мы сегодня менее всех конформисты, суша – наша Антеева земля.

Наша человеческая неприглядность сегодня более простительна, чем любая другая.

А противоречия меж автором и сценой были и будут всегда. Это не противоречье правых и неправых, невиновных и виноватых – это противоречие мечты и действительности, абстрактного и конкретного, целого и частного, родителя и рожденного.

Противоречия меж автором и «исполнителем» – вопрос старый. Блоку надо бы знать, что меня (Акакия 50-х годов) не менее отвращает Акакий Козинцева – Костричкина, чем Ибсена – руки Норы, которые у актрисы иные, нежели у Норы ибсеновской мечты. И кто сказал, что ибсеновская мечта о руках Норы имеет преимущества перед живыми руками актрисы? Или автор – начальник? Или автор – хозяин-барин? Этично ли это? Ведь весь смысл этики – единственного закона в искусстве – состоит в том, что с тех пор, как Нора родилась, пред нею все равны – и автор, и актер. Все прочие претензии – чисто юридические. Духовно же: выше тот, кто выше! И пусть руки живой Норы-актрисы даже полноваты, пусть голова у Ермоловой набок, пусть голос манерный, как у Бабановой, или глуховатый, как у Хмелева.

Это то своеобразие, которое отличает строение от проекта. И у строения всегда есть то преимущество перед проектом, что оно уже существует. Все остальное – уже гриновское – несбывшееся. Пенять на актера так же грешно, как и на жизнь.

Тут не все так, как сейчас выглядит в записи, – просто вопрос очень большой. В движении от писанного слова драматургом к произнесению его актером – вся схема духа. Но это движение вовсе не обязательно от идеального к жизненному, тут может быть движение от вершин гипотезы к пику гениального открытия (со всем неизмеримым расстоянием от гипотезы до открытия) и тут тоже движение гусеницы – движение всем телом – опора ведет к достижению, достижение становится опорой, и так без конца… Хотя рождаются и бабочки, есть и взлет, но одно не исключает другого… движение гусеницы – идеально! Так движется море – это волны, это самая распространенная структура развития. Вот отчего так глупо настаивать на достижении или на опоре – они меняются местами. (Тем более глупо настаивать на чем-то статическом. Вот о чем писал Николай Васильевич Белинскому: «Надо иметь полный взгляд на вещи».)

Блок о Гоголе: «Его дитя – та Россия, которая предстала нам, как великая мечта…»

Интересно. Но опять оценка мрачности Гоголя и слипшееся ощущение Гоголя-человека и гоголевского духа.

Очень грустно думать, что Одесса и ремонт так мешают моей работе, – какой же я идиот.

Маленькая квадратная коричневая тетрадь

1983

Мысль о том, что добро должно быть с кулаками, – демагогический перевертыш. Сила добра в самом добре, победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате. Тут иной способ победы, добро побеждает тогда, когда оно остается добром, – в этом и есть его победа. Парад победы добра невозможен. Дело вовсе не в позиции «непротивления по Толстому» – это уже вовсе иные категории, вопрос непротивления – это вопрос борьбы и отказа от борьбы, это вопрос смирения как мудрости. Добро не воюет и не борется, оно существует или нет. Великая борьба добра со злом как содержание сказок – категория опять-таки иного рода. Это мир художественной реальности, условной и потому более философской.

Добро – это солнце нашей духовной жизни, оно синтезирует ее «белок», оно дает жизнь, оно согревает. Оно вовсе не борется со льдом – лед тает от солнечных лучей, ибо он есть холод, он не существует в достаточных лучах солнца.

Добро побеждает зло вечно, ибо зло – человек – добро – ось духовного развития. Только добро не есть благо – это совсем другое. Добро – категория этическая, вполне отвлеченная, и это есть его конкретность. (Благо – конкретно само по себе.) Борьба – не категория добра, сама борьба ведется по законам добра либо это вообще невозможно. Тут надо быть очень точным в словах (надо к этому вернуться всерьез).

Еретиков сжигали. Сегодня этого почти не делают. Да этого и не надо: сто идиотов скажут, что это неверно, триста критиков распустят слух, пятьсот умных не заметят. Еретика даже не сделают мучеником, он канет в лету, растворится, исчезнет, сама его жизнь станет прахом и вечным поджариванием на костре. Он будет жить в аду до своей бесславной смерти, он изойдет дымом в общем шуме и испарениях, даже не дымом, а запахом, смешавшись с запахом чеснока, лука, винного перегара и гнилых зубов. Современному миру не надо костров и резерваций – еретиков не сжигают, средства информации в руках корпораций.

Наука об обрядах и их источниках (Фрезер[94]) постепенно теряет для меня всякий духовный смысл. Меня совершенно не волнует, как у разных народов справлялись Масленица или Изгнание Смерти. Да, ритуал был похож на колдовство, и забота о плодородии (полей, женщин – все равно!) всегда занимала людей, на этом и строились обряды. Но каждый обряд, каждый праздник был обусловлен понятиями ценностного ряда, мироощущением и т. д. Общность в определенном периоде развития была фактом там, где образовывался национальный характер, нация, национальная культура. До этого общность была слишком расплывчата. Происхождение любого обряда, праздника может быть любым – это корни. Но из корней растет яблоня, а яблоки – это уже совсем не корни. Что