– Нет, в машине. В самый первый день, когда ты приехала. Бояться стыдно, Лондон не такой большой, как тебе кажется. Он разделен на кусочки поменьше – вроде маленьких городов. И все они называются по-разному. Есть Хэкни, конечно, и Энфилд, где я жила, и Ковент-Гарден, где я работаю, и Сохо, куда хожу обедать или встречаться с друзьями. Там имеются автобусы, поезда метро и трамваи, чтобы путешествовать из одного района в другой. Это похоже на головоломку, которая соединяется в чудесное целое.

Девочка посмотрела на Мэри с интересом, но промолчала.

– Я актриса, ты знаешь об этом? Я только что завершила сезон в Кромере, на побережье. В данный момент не работаю, потому что хочу сосредоточиться на тебе. Только что отказалась от работы в Венеции. Это в Италии.

– Да, – сказала девочка, – я знаю.

– Ах! – рассмеялась Мэри. – С географией у тебя так же хорошо, как с математикой, да?

– Ты, наверное, говоришь про маму?

– Моя мама умерла. Я вовсе о ней не говорю.

– Я имею в виду мою маму – Кэролайн.

– Да, именно так.

– А я – Кейти.

– Конечно. Я это знаю.

Мэри откинулась на спинку кресла, чтобы это обдумать. Несколько минут она сидела молча, а девочка продолжала что-то записывать в блокнот. Кейти – дочь Кэролайн. Кэролайн – дочь Мэри. У Мэри тоже была мать, у той тоже и так без конца, как в русской матрешке.

Но так можно совсем потеряться. И закончить рассуждения во мраке, оказавшись в пещере с неандертальцами.

Мэри сглотнула подступивший к горлу ком и мысленно вернулась к Кэролайн.

Дочь приехала жить к ней – это Мэри знала. И была несчастна – это она тоже знала. Девочка хотела вернуться к Пэт и не понимала, почему этого нельзя сделать. Нужно было все объяснить. Несмотря на то, что отец взял с Мэри слово хранить тайну, правда все равно лучше.

– Прости, – прошептала Мэри девочке, продолжавшей делать записи в блокноте, – ты случайно не знаешь, где Кэролайн?

– Она наверху. Я ее позову.

Девочка отодвинулась на стуле от стола, встала и трусцой выбежала из комнаты.

Милая, я должна тебе объяснить насчет Пэт…

Милая, ты кое-чего не знаешь о Пэт…

Красавица моя, я знаю, ты скучаешь по Пэт, но есть важные причины, из-за чего мы не можем ее навестить…

И все это не было правдой. Все слова не несли в себе никакого смысла. А что еще она могла сделать? Написать Кэролайн письмо? Но письмо тоже состоит из слов. В своей жизни Мэри написала сотни писем, разве хоть от одного из них был толк? Но, может быть, стоило продолжать пытаться? В конце концов, если дать обезьяне пишущую машинку и много времени, в один прекрасный день она смогла бы сочинить и напечатать сонет.

Женщина спросила:

– Ты меня звала?

Мэри повернула к ней голову.

– На самом деле я хотела увидеть Кэролайн.

– Ради бога! Я и есть Кэролайн!

Женщина взяла какой-то напиток в бокале, запрокинула голову и выпила залпом.

– Я говорила, – произнесла Мэри со всем достоинством, на какое была способна, – о своей дочери.

– Это я, – сказала женщина. – Я – твоя дочь.

Мэри задумалась.

– У нее волосы были другого цвета.

– Медно-золотые. Да, знаю. – Женщина поставила на стол бутылку и пустой бокал и села. – Я постарела.

Она постарела, это правда. У нее были длинные волосы с проседью, и из-за этого ее лицо выглядело унылым. Веселости не добавляли и очки.

– Ты… вы никогда не думали о контактных линзах?

Женщина расхохоталась. Смех был осуждающий, неприятный, а ведь Мэри просто задала вежливый вопрос. Женщина налила себе еще вина из бутылки. Вино текло внутрь бокала, как маленький красный водопад.

– Скажи мне, – проговорила она, – раз уж ты в настроении поговорить… как насчет того, чтобы вечером принять ванну? Уже довольно поздно, так что, может быть, с разговорами подождем до утра?

– Мне не нужна ванна. Я хотела поговорить о Пэт.

– Вообще-то тебе нужно принять ванну. Завтра у нас важный визит. Ты помнишь, куда мы идем?

Мэри занервничала. От нее требовали собрать воедино большое количество слов, и эти слова должны были иметь точный смысл. Но в ее голове все как-то размягчилось и теперь куда-то уплывало.

Она обвела комнату взглядом в поисках ответов. Это явно гостиная: стол и стулья, в углу – телевизор. На диване, подтянув к груди колени, сидела девочка с огненно-рыжими волосами, и вид у нее был очень испуганный.

– Я должна быть здесь? – спросила у нее Мэри.

Девочка вяло улыбнулась.

– Наверное, нет, но я рада, что ты здесь.

Мэри посмотрела в окно. Как темно. День, а так темно. Зима, что ли?..

Она побарабанила пальцами по подлокотнику кресла.

– Я получила телеграмму от отца. В ней было написано: «Срочно приезжай».

– Мы могли бы вернуться к разговору о ванне?

Кто такая эта женщина и почему она все время вмешивается?

Телеграмма стала подсказкой, сигнализация сработала. Или кошка мяукнула? Или зазвенел будильник? Или что-то в плите подгорело? Или раскричались за окном птицы?

В мозгу Мэри возник яркий образ Пэт, разбрасывающей горелые спички в саду. Да-да, именно так. Пэт думала, что если спички как следует поливать, то они прорастут. Она посыпала их песком и приговаривала: «Они превратятся во что-нибудь теплое, я надеюсь – в раскаленную кочергу или льнянку»[23].

– Пэт была больна, – сказала Мэри. Получилось что-то вроде внезапного откровения. Воспоминание ей понравилось. В нем ощущалась какая-то прочность.

Пэт прикрепляла пустые консервные банки к бельевой веревке, чтобы отгонять птиц. Банки блестели и звякали. А еще она вешала на веревку крышечки от бутылок, и они шелестели на ветру. Чтобы попытаться покончить с этим, Мэри сказала сестре, что соро́к неудержимо тянет к серебру. Пэт испугалась. Она решила, что сороки немедленно налетят стаей. Она схватила Мэри за руку и потащила к дому. Они остановились на пороге кухни. Пэт приложила палец к губам, прислушалась и спросила, не слышит ли Мэри свист крыльев.

– Отец умолял меня о помощи, – сказала Мэри. – Моя сестра заболела, она нуждалась в отдыхе. Ее ничто не радовало, и Кэролайн тоже загрустила. Нужно было вдохнуть в нее немного жизни.

– Немного жизни? – Женщина с поседевшими волосами выпила еще вина. – Ты увезла свою дочь от всего, к чему та привыкла, поскольку решила, что ей нужно немного жизни?