– Я не хочу, чтобы они нас увидели. Пожалуйста, сделай так, чтобы они нас не увидели.

– Все нормально. Это всего-навсего люди. Что они могут сделать?

Кейти услышала странный сдавленный звук, вырвавшийся из груди помимо ее воли. Она оттолкнула Симону, но та не упала – не таким уж сильным был толчок. Он означал только: «Уходи, пожалуйста. Я не хочу, чтобы меня увидели с тобой».

Лукас и Эсме и не подумали обернуться. Однако взгляд Симоны помрачнел.

– Присядь, – сказала она. – Не отходи от стены. Я их отвлеку.

– Нет!

– Делай, как я говорю. Встретимся в кафе.

Кейти не раздумывая присела на корточки и осталась в тени. А Симона смело вышла на залитый солнцем газон и трусцой побежала следом за Эсме и Лукасом. Хлопнув ребят по плечам, она обогнала их, подбежала к скамейке и села.

– Доброе утро, голубки! Как делишки?

Ребята застыли на месте с раскрытыми ртами.

– Мы как раз собирались здесь посидеть, – пробормотал Лукас.

– Да места же полно. – Симона похлопала по скамейке по обе стороны от себя. – Усаживайтесь.

Кейти в ужасе кралась вдоль стены, думая, что от этой девушки можно ожидать чего угодно. Но, может быть, сейчас она и правда решила отвлечь внимание на себя, чтобы Кейти могла выйти из сада незамеченной? А если кто-то был готов на такую жертву, то следовало все делать именно так, как этот человек тебе велел, правда?

– Чушь какая-то, – проворчал Лукас.

– Вот она всегда такая, – сказала ему Эсме.

– Ты ее знаешь? – удивленно спросил парень.

– Она учится в моей школе. Чокнутая.

Симона разыграла обиду и потребовала, чтобы Эсме извинилась, но та ответила, что это Симоне следует извиниться за то, что она заняла их скамейку. Симона возразила – она ведь заняла не всю скамейку – и вежливо предложила ребятам сесть рядом. Эсме заявила, что, если девушка не уйдет, она заставит ее это сделать, и Симона ответила – пусть попытается.

Словесная перепалка продолжалась, а Кейти, стараясь держаться в тени, осторожно продвигалась вдоль стены к калитке.

Она думала о том, как медленно течет время. Секунды казались минутами.

Еще надеялась, если сосчитать до двенадцати, все закончится. Она выйдет из калитки и обретет свободу. Сможет добежать до кафе, забрать Мэри и Криса и сделать вид, будто ничего этого не было.

А еще она думала о том, какая же она трусиха. На самом деле ей не слеловало прятаться – нужно было подойти к Симоне и остаться рядом с ней. Нужно было взять ее за руку. Но тут Кейти вспомнила, что подруга поступит в университет и уедет, а ей еще год учиться в школе, поэтому нет смысла разрушать свой мир.

Продвигаясь все ближе к калитке, она пыталась убедить себя: «Настанет день, когда все это будет далеким воспоминанием. Я буду рассказывать эту историю за ужином, и все будут смеяться».

Эсме пыталась заставить Симону уйти со скамейки Она схватила ее за руку и дернула на себя. Симона, другой рукой ухватившись за спинку, громко хохотала, а Лукас уговаривал Эсме уйти и не связываться с ней, потому что она того не стоит.

– А она не может от меня отцепиться! – заливалась смехом Симона. – Ей нравится трогать девочек. Ей все мало!

«Нет, нет, – уговаривала себя Кейти, – не ходи туда. Зачем тебе это?»

Гнев полыхал в ней. Гнев, паника, возмущение.

Добравшись до калитки, Кейти даже не ощутила облегчения. Обернувшись, бросила взгляд на Эсме: ее лицо исказил ужас, а виной тому оказалась Симона. Зачем? Она с ума сошла?

Кейти остановилась на улице за забором, откуда ее не могли заметить.

«Уходи скорее, – мысленно сказала она новой подруге. – Перестань сеять хаос. Уходи!»

В тот же момент Симона вскочила.

– Прошу садиться!

Лукас шагнул вперед и загородил ей дорогу.

– Не хочешь объяснить, что означают твои последние слова?

Симона спокойно посмотрела на него.

– Не очень.

– То, что та девица, Кейти, сделала… Эсме этого не хотела. Ты поняла?

Симона подняла руки вверх – кокетливо, по-итальянски: дескать, кто знает?

– Мне все равно, что она думает, – усмехнулась Эсме. – Брось, Лукас.

– И не подумаю, – мотнул головой тот. – Это несправедливо по отношению к тебе.

Но Симона уже уходила, приплясывая, помахивая рукой и смеясь над растерянностью Лукаса. Парень, видимо, решил, что догонять Симону глупо, вернулся, сел рядом с Эсме и взял ее за руку.

Симона обернулась, махнула рукой на прощание, закрыла калитку и подошла к Кейти.

– Тебя упомянули, слышала?

Кейти с трудом смогла встретиться с ней взглядом. Ее переполняли самые разные чувства: стыд, страх, а больше всего – опасение, что их могут увидеть вместе. Она вдруг заметила, что у нее дрожат ноги.

Симона спросила:

– Ну, что теперь?

Кейти не поняла, что она имеет в виду. Конкретно или в общем? О том, всегда ли Кейти будет такой трусихой или где она собирается обедать?

– Заберу Мэри, отведу домой.

– Так и думала.

– Ну, она наверняка устала.

Симона устремила взгляд в сторону кафе, словно бы могла с такого расстояния определить состояние Мэри.

– Ладно. Иди домой. Наверное, так будет лучше.

До кафе было не очень далеко. Симона шла первой, Кейти – немного поодаль.

Мэри ужасно обрадовалась, увидев их, и спросила, нельзя ли заказать что-нибудь посущественнее – например, карри, а Крис поинтересовался:

– Теперь мы навестим папу?

Но у Кейти на уме было только одно: «Давайте уйдем отсюда. Прошу. Пожалуйста, пожалуйста, пойдем домой».

Девушка поторопила Криса и Мэри, чтобы они встали со стульев, и не попрощалась с Симоной. Но та настояла, чтобы они задержались, пока она будет собирать со столика вырезки Мэри из книги о театре. Протянув их Кейти, Симона шепнула ей на ухо:

– «А главное – будь верен сам себе»[22].

Это была цитата из Шекспира – видимо, Симона снова прочитала ее мысли. Кейти ощутила злость и даже обрадовалась этому: ей хотелось наконец расправиться с тем, что бурлило внутри.

Решили устроить пикник прямо в машине – из-за погоды. Они сидят в «хаммере» – зеленом «хаммере», принадлежащем Стэнли Уилтширу, молодому продюсеру, с которым Мэри познакомилась в клубе «100». Очень красивая машина. Сиденья обтянуты серой кожей, бардачок и дверцы отделаны деревом. Они припарковались на набережной южного берега, надеясь, что отсюда откроется красивый вид на Темзу, но по окнам лупит дождь, и реку почти не видно.