– Передайте, чтобы тех, в центре, живыми взяли, – распорядился царь, и один вестовой, сорвавшись с места, направил коня в указанном направлении.

– Зачем они тебе сдались, – нахмурился воевода. Руководства его непосредственно в сражении в этот день не требовалось, и он просто находился рядом, участвуя в совещаниях. – Это ж жрецы.

– И что? – удивился царь. – Кто его знает, может их бог с нашими договориться, вот и будут дальше служить.

– Погоди, Елизар Елисеевич, не понял я, – нахмурился Козьма Силыч, – ты что же, оставить их в наших землях решил?

– Почему бы и нет, – пожал тот плечами. – Обратно отпускать, так их не столь много, чтобы вновь весь путь преодолеть. Опять же провиант подъели, а снабжать новым я никого не буду. Ну, кроме тех, кто нам на подмогу прислан был. К тому же Сибирь заселять надо. Знаешь, сколько у меня желающих ехать. А на их место будем этих расселять. Можно в одной волости, но чтоб по разным деревням. Так надежнее.

Воевода покачал головой, но ни на чем настаивать не стал. В таких вопросах он не силен. Коли царь-батюшка что верным посчитал, пусть так и будет.

Сам же Елизар Елисеевич задумчиво смотрел на бывшего противника, а сейчас просто уставших, не понимающих, что происходит людей, и думал, они явно не заслужили того, что с ними происходит. Сложись все иначе, жили бы в своих землях, трудились во славу своего бога, а не воевали. Но за них все решили, и сейчас этих люди не ждало ничего хорошего.

Постепенно бой стихал. Воинам удалось пробиться к центру лагеря. Мальчишек с факелами помог обезвредить Горыныч. Змей просто пролетел над ними, так что от поднятого ветра огонь погас. После подростков скрутили. Пусть спасибо скажут, что не отшлепали. А из центрального шатра вывели пятерых мужчин в золотых одеждах. Они испуганно озирались, жались друг к другу, словно стадо баранов, коих гонят на бойню, вздрагивали от каждого резкого движения.

Неожиданно один из мальчишек метнулся в сторону большого шатра. Его конвоир шагнул, было, следом, но в следующее мгновение изнутри донесся полный горя то ли крик, то ли вой. Мужчина на мгновение замер, после чего все же последовал за пленником. Шатер он покидал один, грустно повесив голову, подошел и что-то сообщил десятнику. Тот только покачал головой, после чего принялся отдавать распоряжения. Охрана мальчишек усилилась. Но они не обращали на это внимания. Крик товарища словно передал им какую-то неприятную новость, и они брели через поле, повесив головы, словно потеряли кого-то близкого.

– Что там такое? – повернулся царь к одному из вестовых.

Тот быстро пришпорил коня, за считанные минуты добрался до воинов, а после также быстро вернулся обратно.

– Какой-то их жрец с собой покончил, – сообщил он Елизару Елисеевичу. – Те, которые в золотом, все лопочут, что кара повелителя его настигла. А мальчишки по нему убиваются, словно по отцу и матери разом. Тот, который в шатер вбежал, как увидел, что жрец лежит, так схватил из рук его кинжал, да вонзил себе в сердце.

– Пусть их бог, коли есть в нем хоть капля добра, вознаградит сего юношу за его верность, а этого жреца покарает, – вздохнул государь. – Распорядись, чтобы за пленниками следили. Ребят пусть не обижают, потом Елисея к ним отправлю. Он быстрее с ними общий язык найдет.

Вестовой снова умчался выполнять новое поручение, а царь продолжил следить за остатками сопротивления, попутно думая, как так вышло, что эти дети готовы погибнуть вместе со своим жрецом, вместо того, чтобы думать о собственном спасении. Неужели их так запугали, или дело в чем-то ином.

Покачав головой своим мыслям, государь принялся внимательно изучать то, что происходит на поле боя. Но там уже все заканчивалось. Враг побросал оружие, едва заметил своих жрецов захваченных в плен. О сопротивлении больше не шло и речи. Коли руководители сдались, что могут сделать простые воины. И бог их не заступился, не пришел на помощь.

Ворота крепостицы открылись, выпуская пеших воинов и стрельцов. Елизар Елисеевич присмотрелся, но ни Кощей, ни сына не увидел. То, что Елисея не было, царя порадовало. Научился мальчишка не лезть, куда не просят, а вот отсутствие самого верного слуги насторожило.

– Поздравляю тебя с победой, сын мой, – старец закончил молиться и повернулся к Кощею, все так же сидевшему на лавочке.

– И вас, отче, – колдун не стал уточнять, откуда ему о том стало известно. Знамо дело, покровитель сообщил.

– Что, сын мой, легче стало? – священник, опираясь на свой посох, подошел и сел рядом с мужчиной. – Али ты не за утешением?

– Признаться, – Константин немного смутился, было стыдно признаваться в корыстных целях, с которыми он пришел в дом божий, – я к месту силы пришел. Пришлось колдовать, теперь восстанавливаться надобно.

– А с молитвой оно сподручнее, – хитро улыбнулся его собеседник. – И силы быстрее вернуться, и на душе легче станет.

– Так-то оно так, – согласился колдун, – да токмо что делать, ежели не одному богу молишься? А иных в сем месте поминать – их оскорблять, не помянуть же – еще хуже может быть.

– Да, задача, – старичок пожевал губами, после внимательно посмотрел на колдуна. – Тут я, увы, помочь не могу. Только совесть твоя тебе советчиком будет. Все едино, богов лучше не гневить. Один на тебя лишь осерчает, а другой и на остальных злобу затаит.

– То-то и оно, – Кощей принялся рассматривать иконы. – Понятно, есть дни, когда надобно поминать определенные силы, а есть, когда или всех разом, или никого.

– А жениться как думаешь? – задал провокационный вопрос священник.

– Как невеста решит, – расплылся в довольной улыбке колдун. – Не думаю, что Яге будущей так уж важно, какой обряд вершиться будет. Коли захочет – обвенчаемся, а захочет – хоть к Перуну за благословением пойдем, хоть к матери Макоши, а хоть многорукого Шиву просить будем освятить наш брак.

– Каков жених, такова и невеста, – покачал головой священник.

– Кощею иная не подойдет, – Костя неожиданно светло улыбнулся. – Хотя, какая она Яга, скорее добрая волшебница из сказок.

– Вижу, любишь ее.

– Больше жизни, – выдохнул мужчина. – Как поссорились, думал, коли не простит, то и жить незачем.

– Грешные то мысли, – пригрозил ему старичок. – Господь жизнь дал, ему и решать, когда ее отнять.

– Сие я понимаю, – Кощей даже поднял руки, словно защищаясь от ветхого священника, – и о грешном не помышлял. Но вот ушла она, и не жил я, существовал. Ничто радости не доставляло. А как вновь все наладилось, так и на сердце радость, и душа поет, и волшба сложная, словно кружево у опытной вязальщицы, без усилий плетется.

Священник только многозначительно покивал головой. Что-то сказать он уже не успел. Двери церкви отворились и на пороге появились те, кого меньше всего ожидал увидеть здесь колдун – Елизар Елисеевич и воевода. Времени на беседы не осталось. Не успевший восстановиться Кощей отправился вместе с прибывшими докладывать об обороне крепости вместе с подошедшим посадником. Прежде чем покинуть помещение, Константин перекрестился на образа и поклонился своему собеседнику. Священник в ответ перекрестил его, произнеся несколько слов.