Внимательно посмотрел на Настю. Господи, он не узнал ее тогда, когда встретил в доме Сафронова, не узнавал и теперь. Она, конечно, была другая. И дело не только во внешности. Она еще стала взрослой. Но, главное, она его не помнила. Не вспомнила и отца. Может, и не вспомнит никогда. И пусть. Они станут жить заново. С чистой страницы, как после долгой разлуки.

Может, когда-нибудь… А вдруг?..

Надеяться всегда нужно. Настя же, как вошла в комнату, сразу села на свое любимое место в углу дивана. Это было ее любимое место! Из прошлого! В те редкие посещения, когда она у них бывала, она всегда туда забиралась. И сидела именно так. Может, совпадение, а может, и нет.

А вдруг когда-нибудь?..

– Что с ним сделали? – спросила Настя, потому что он надолго замолчал.

– Его задержали, он дал признательные показания. Все рассказал, как к нему обратился с просьбой его бывший сослуживец – найти девчонку пятнадцати лет, лучше беспризорную, но с определенными внешними параметрами. Он, оказывается, по всей стране к своим друзьям с такой просьбой обратился. Варианты были, но он их отметал. Никто не подходил. Либо порода была не та, либо волосы темные. И тут Сидорова Оксана… Племянница того самого охотника. Она была в меня влюблена, тебя, понятное дело, ненавидела. Она присутствовала при телефонном разговоре сослуживцев. И сразу предложила дяде тебя. Начали рассматривать кандидатуру. Выслали твое фото Лео по телефону. Его все устроило. Он прилетел сюда. Все заняло не больше недели, представляешь?! Всего каких-то восемь-десять дней, растянувшихся в десять лет. Сволочи!

Он не стал ей рассказывать, что к смерти оленевода, спасшего Сашу, тоже был причастен Русин. Он мог запросто в этом не сознаваться, но сознался. Смерть шантажиста Стаса тоже взял на себя, уверяя, что племянница его ни при чем. Очистил ее полностью. Но это не помогло. Места своего она все же лишилась.

Не стал ей ничего рассказывать об этом. Насте и без того хватило за минувшие месяцы. Ерофеев настоятельно рекомендовал беречь ее от стрессов.

– Память умерла, вряд ли вернется, но… Но тело живо. Мозг цел. Так что живите с тем, что имеете сейчас, – порекомендовал он на прощание.

– Саша… – Настя поставила на пол пустую чашку из-под чая, развернулась к нему. – Хочешь скажу?

– Скажи, – он улыбнулся. Да, глаза ее, с глазами им ничего не удалось сделать, глаза, взгляд – все прежнее. – Скажи, пожалуйста!

– Я ведь влюбилась в тебя сразу. Сразу, как ты вошел с Ганьшиными.

На ее щеки пополз румянец. Настя смущенно улыбнулась. И ему снова показалось, что он узнал ее улыбку – милую, скромную. И волосы она так же, как много лет назад, поправила, забрасывая на спину. Наваждение? Вымысел? Пусть так, но он готов ее узнавать всю оставшуюся жизнь.

– Может, так не бывает, но я, как увидела тебя, внутренне ахнула. Веришь?

– Верю, – он взял ее изящную ладошку в свою руку, перебрал пальчики. – Верю. Ты так смотрела на меня тогда! Даже Нелька заметила.

– Я влюбилась в тебя сразу, а знаешь почему?

– Почему?

Она подползла к нему на коленках, обвила шею руками и прошептала со вздохом:

– Потому что моя умершая память снова выбрала тебя, любимый…