За время своей работы Дума рассмотрела около 2500 законопроектов, значительная часть которых касалась малозначительных вопросов, получивших название «законодательной вермишели». Но был среди них один закон, имевший для России огромное значение: закон об аграрной реформе от 14 июня 1910.

Ведь революция 1905 г. так и не решила земельный вопрос, без которого не могло продолжаться социально-экономическое развитие России.

За 50 лет, прошедших с начала реформ, крестьянское население европейской части России увеличилось с 50 млн. человек до 90 млн. в начале ХХ века. В результате, если в 1860-х гг. надел земли на душу населения составлял около 5 десятин, то к 1905 г. он сократился до 3 десятин. При этом урожайность зерна росла крайне медленно, с 30 пудов с десятины в сер. XIX в. до всего 39 пудов в н. ХХ в. Таким образом, если крестьянское население за 40 лет выросло на 80 %, то урожайность – всего на 30 %.

Выйти из ситуации перманентного аграрного кризиса можно было только обеспечив крестьян землей в количествах, необходимых для нормального развития сельского хозяйства. Но пригодная для сельхозработ земля, принадлежавшая государству, была роздана государственным крестьянам еще во второй половине XIX в. В свое время, когда царю Иоанну Грозному были необходимы пахотные земли для раздачи поместному дворянству, обеспечивавшему государство служилым сословием, он начал свою собственную реформу. Царь приравнял боярские и княжеские вотчины к поместьям и конфисковал их часть в фонд государственных земель с последующей раздачей всем, поступающим на службу государству. Однако императорское правительство в XIX в. на аналогичные меры не пошло, и не решилось на конфискацию помещичьих имений.

Решать земельный вопрос пришлось получившему диктаторские полномочия П. А. Столыпину. Перед ним стояла непростая дилемма: попытаться провести конфискационную реформу и (скорее всего) потерять место в правительстве (а то и голову), либо найти другой выход, половинчатый и не решающий проблему, а лишь откладывающий ее разрешение на будущее. Как и любой политик, он предпочел последнее, быть может, не совсем предвидя побочные последствия такого решения.

Выступая в Государственной Думе 10 мая 1907 г., Столыпин пытался убедить депутатов, что конфискация помещичьих земель ни к чему не приведет: «Путем переделения всей земли государство в своем целом не приобретет ни одного лишнего колоса хлеба… Уничтожены будут культурные хозяйства… временно будут увеличены крестьянские наделы, но при росте населения они скоро обратятся в пыль…» Столыпин уверял депутатов, что «механический раздел» 130 000 существовавших поместий «не государственно» и напоминает историю деления тришкина кафтана, которого на всех и надолго не хватит.

Однако Столыпин забывает упомянуть, что на эти 130 000 поместий (т. е., 130 000 дворянских семей, примерно 1 млн. человек) приходится 53 млн. десятин земли, в то время как на 90 млн. крестьян остается 164 млн. десятин.[260] Таким образом, передача помещичьих земель могла восстановить размер крестьянского надела почти до пореформенного – на 25 %, до 4–4,5 десятин. Тем более, что малоземельных крестьян, если верить статистике, в начале ХХ века было не более четверти от общего количества сельского населения. Таким образом, передел дворянской земли решал бы аграрный вопрос на несколько десятилетий, до середины ХХ века, когда, как мы знаем, начались аграрные «зеленые революции», преобразовавшие сельское хозяйство ведущих стран в сторону повышения производительности труда и уменьшения доли населения, занятого в агропромышленном комплексе.

Однако история не имеет сослагательных наклонений. Столыпин провел свою реформу в том виде, в каком она состоялась и, к сожалению, на полвека позже, чем это было необходимо для устойчивого развития страны.

Необходимо отметить, что программа реформ П. А. Столыпина не ограничивалась аграрной реформой, а включала в себя целый комплекс социально-политических изменений. Эта программа была изложена П. А. Столыпиным в его выступлении при открытии Второй Государственной Думы 6 марта 1907 г.

Столыпин так определял связь между предложенными им законопроектами: «В основу их положена одна общая руководящая мысль, которую правительство будет проводить во всей последующей деятельности. Мысль эта – создать те материальные нормы, в которых должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени. Преобразованное по воле монарха Отечество наше должно превратиться в государство правовое».[261]

Это была программа системных либеральных реформ, которые касались практически всех сторон жизни страны, и удайся Столыпину ее провести, он мог бы добиться гражданского мира в России и появления основы для возникновения гражданского общества.

Программа включала законопроекты, которые должны были обеспечить терпимость и свободу совести, в то же время постепенно устраняя все правоограничения, связанные с вероисповеданием. Следующие законопроекты были связаны с неприкосновенностью личности, с новой судебной реформой, с реформой в области самоуправления. Речь, в частности, шла о вечной мечте русских либералов – создании волостного бессословного земства, с соответствующим расширением компетенции земств вообще, с сокращением сферы административного надзора и т. д. Предусматривалось введение самоуправления в Польше и Финляндии. Административная реформа предусматривала объединение всей гражданской администрации, и прежде всего создание административных судов, которое считались одним из наиболее важных предстоящих мероприятий.

В сфере трудового законодательства планировалось введение различных видов страхования рабочих и узаконивание экономических забастовок. Наконец, Столыпин предлагал целый ряд мероприятий для развития народного просвещения. Планировались меры по дальнейшему подъему экономики, большую часть которых мы бы назвали приватизацией, и др.

Премьер-министр страстно желал «20 лет покоя» для реорганизации Великой России, но, как мы теперь знаем, этих 20 лет у него не было. Он оказался заложником недальновидности и нерешительности господствующего класса Российской империи, половинчатости тех реформ, которые этот господствующий класс проводил на протяжении нескольких десятилетий.

Доктор исторических наук, профессор РГГУ М. А. Давыдов подчеркивает: «Едва ли не главный порок модернизации 60-х – создание для десятков миллионов крестьян своего рода особой действительности, особого мира, не в смысле общины, а в смысле реальности («вселенной», планеты, материка и т. п.) Большинство населения страны жило отдельной жизнью и до 1861 г. – в смысле бытовом, юридическом, экономическом, культурном – и, естественно, психологически было иным, нежели образованное меньшинство. Но и после освобождения масса крестьян не слишком сблизилась с ним. Более того, указанная «отдельность» получила новый импульс, поскольку правительство искусственно консервировало общинный уклад и архаичное сознание крестьянства».[262]