Я проковылял мимо шеренги пленников, ожидающих конца. Мой взгляд остановился на мальчишке. Я называю его мальчишкой, хотя ему на самом деле было уже шестнадцать или семнадцать. Русые волосы, голубые глаза и лицо, отражающее внутреннюю борьбу. Он знал, что умрет, и хотел заплакать, но пытался казаться храбрым. И старался изо всех сил.

– Как тебя зовут? – спросил я у него.

– Берг, – сказал он.

– Берг, а дальше?

– Берг Скаллагримрсон, господин.

– Ты служил Рогнвальду?

– Да, господин.

– Подойди сюда, – кивнул я ему.

Один из валлийских стражей попытался помешать парню выйти из шеренги пленников, но Финан зарычал, и тот отступил.

– Скажи, ты помогал убивать христиан? – спросил я у Берга по-датски, нарочито медленно выговаривая слова, чтобы он меня понял.

– Нет, господин!

– Если ты солжешь, я узнаю. Спрошу у твоих товарищей.

– Я не виноват, господин. Клянусь!

Я ему поверил. Мальчишка трясся от страха и неотрывно глядел на меня, словно решив, что во мне единственный его шанс на спасение.

– Совершив набег на монастырь, – продолжил я допрос, – вы нашли меч?

– Да, господин.

– Расскажи, как было дело.

– Меч был в гробнице.

– Ты его видел?

– У него белая рукоятка, господин. Я видел.

– И что с ним сталось?

– Его забрал Рогнвальд, господин.

– Подожди, – сказал я и пошел обратно в поселок, где складывали в ряд трупы, где земля почернела и пахла кровью, где свежеющий ветер закруживал клубы дыма от горящих домов. Я шел к Анвину.

– Я прошу об услуге, – обратился я к священнику.

Клирик смотрел на казнь норманнов. Смотрел, как их заставляют опуститься на колени и смотреть на девять трупов, до сих пор привязанных к столбам. Смотрел, как мечи или топоры касаются шеи и как приговоренные вздрагивали, когда лезвие поднималось и они понимали, что убийственного удара не избежать. Смотрел, как отлетает голова, как хлещет кровь и дергается тело.

– Слушаю, – холодно проговорил он, не отводя глаз.

– Пощади для меня одну жизнь, – попросил я.

Анвин пробежал глазами по шеренге приговоренных и заметил стоящего рядом с Финаном Берга.

– Хочешь, чтобы мы помиловали того парня?

– Это и есть та услуга, о которой я прошу.

– Почему?

– Мальчишка напомнил мне сына, – сказал я, и не солгал, хотя двигало мной вовсе не это. – И еще он не принимал участия в убийствах. – Я кивнул в сторону замученных христиан.

– По его словам, – мрачно заметил Анвин.

– Так он говорит, и я ему верю.

Священник смотрел на меня несколько ударов сердца, затем поморщился, будто моя просьба была чем-то из ряда вон выходящим. Но все-таки подошел к королю, и я видел, как они переговариваются. С высоты седла Хивел посмотрел на меня, потом на парня. Король нахмурился, и я предположил, что моя просьба отклонена. Да и зачем я ее высказал? В тот момент я и сам не мог объяснить. Мальчишка понравился мне, потому что на лице его читалась честность и он действительно был похож на Утреда, но это едва ли стоило счесть вескими причинами. Давным-давно я пощадил молодого человека по имени Хэстен, и он тоже казался открытым и искренним, но превратился в одного из самых коварных и опасных врагов. Я не знал наверняка, почему мне захотелось спасти Берга, но теперь, на закате лет, понимаю – то была судьба.

Хивел махнул мне. Я остановился у его стремени и почтительно склонил голову.

– Учитывая помощь, оказанную тобой на пляже, я готов исполнить твою просьбу, – произнес король. – Но при одном условии.

– Каком? – Я поднял взгляд.

– Пообещай, что сделаешь мальчишку христианином.

Я пожал плечами.

– Не в моих силах заставить его уверовать в вашего Бога, – сказал я. – Но обещаю, что приставлю к нему хорошего священника и не стану мешать обращению.

Король поразмыслил немного, потом кивнул:

– Он твой.

Вот так Берг Скаллагримрсон поступил ко мне на службу.

Судьба неотвратима. Я еще не знал об этом, но только что воплотил в жизнь мечту Альфреда об Аглаланде.

– Идем со мной, – велел я Бергу и зашагал обратно к пляжу. Финан, мой сын, Эдит и прочие последовали за мной.

Wyrd bið ful āræd.

* * *

Я не видел, как умирал Рогнвальд, зато слышал. Свершилось все не быстро. То был воин, принявший решение мужественно уйти из жизни, но, прежде чем валлийцы покончили с ним, он рыдал как ребенок. Чайки тоже кричали, издавая печальные звуки, но их заглушали крики человека, призывающего смерть.

Флот Сигтригра ушел. Горящие корабли затонули, оставив только два столба дыма, которые ветер сносил к западу. Я слышал, как валлийцы поют заупокойную мессу, и предположил, что они хоронят своих мертвых: девять мучеников и полдюжины воинов, погибших в схватке на берегу. Трупы норманнов до сих пор валялись на пляже, обнажившемся с отливом. За линией плавника и водорослей, отмечающей высшую точку прилива, возвышалась груда одежды, шлемов, мечей, щитов, секир и копий. На камнях был расстелен плащ, на который складывали монеты и рубленое серебро, найденное у живых и убитых, а рядом, под охраной двух молодых людей, находились золотой саркофаг, вмещающий мощи святого Деви, и большое серебряное распятие, стоявшее в алтаре.

– Подбери себе шлем и меч, – бросил я Бергу.

Тот недоуменно посмотрел на меня:

– Мне можно носить меч?

– Ясное дело, – отозвался я. – Ты ведь теперь мужчина. Ты принес мне клятву верности, а если я умру, принесешь ее моему сыну.

– Да, господин.

Пока Берг разыскивал для себя меч, я порылся в куче оружия и нашел то, что искал. Вот так просто. Рукоять Ледяной Злости, сделанную из слоновой кости, нельзя было не узнать. Я наклонился, поморщившись от накатившей боли, и выдернул меч. И поежился, хотя день был теплый.

Вытянул клинок из ножен. Я привык к весу Вздоха Змея, но этот меч был гораздо легче. Кнут хвастался, что он выкован на волшебном огне, который холоднее льда, в морозном царстве Хель. По его словам, то было оружие богов, но меня волновало лишь то, что это тот самый меч, который пронзил меня, и именно на него епископ Ассер наложил христианское заклятие с целью мучить меня. Солнечный свет серебряными бликами отражался от лезвия, на котором не было ни разводов, ни инкрустаций, если не считать одного слова у основания рукояти:

Я показал находку Финану, и тот перекрестился.