– Это один из его мечей, – вполголоса промолвил ирландец.

Мой сын подошел посмотреть, потом извлек Клюв Ворона, на клинке которого было выгравировано то же самое слово.

– Это волшебное оружие, как пить дать, – проворчал Финан. – Господи, ты просто счастливец, что уцелел после встречи с ним!

Я повертел клинок Ульфберта, любуясь, как свет отражается от полированной стали. Это было прекрасное, совершенное орудие убийства, и единственным излишеством были накладки из слоновой кости на рукояти. На минуту я задумался, не поменять ли Вздох Змея на этого гибкого убийцу, но отбросил идею. Вздох Змея славно служил мне, и отречься от него означает искушать богов. И все же соблазн был. Я провел пальцем по кромке, ощутил зарубки, оставленные в битве, потом коснулся острия, тонкого, как кончик иглы.

– Это тот самый меч? – спросила меня Эдит.

– Да.

– Дай мне, – потребовала она.

– Зачем?

Женщина взглянула холодно, словно вдруг возненавидела меня:

– Этот меч должен исцелить тебя, господин.

– Тебе это известно?

– А зачем еще мы пришли сюда? – отрезала Эдит. Я промолчал, и она протянула руку. – Дай мне меч, – повторила она, но я еще колебался. – Я знаю, что делать.

– Что? – удивился я. – Что знаешь?

– Как исцелить тебя.

Я посмотрел на Ледяную Злость. Я так нуждался в ней, пересек половину Британии, чтобы найти ее, но даже понятия не имел, как обладание мечом способно помочь мне. Мне казалось, клинок следует приложить к ране, но то были лишь фантазии. Я не знал, что делать, а боль никуда не исчезала, и я устал от нее, устал чувствовать слабость, устал от близкого соседства смерти. И поэтому перевернул клинок и протянул его рукоятью вперед Эдит.

Та слабо улыбнулась. Мои люди наблюдали за нами. Берг перестал рыться в оружии и глазел на нас, удивляясь странным вещам, которые творятся на этом залитом кровью морском берегу.

– Прислонись к кораблю, – приказала Эдит, и я ей подчинился.

Я повернулся спиной к носу корабля Рогнвальда и прислонился к доскам обшивки.

– А теперь, господин, открой рану, – велела женщина.

Я расстегнул пояс и задрал рубаху. Сын поморщился, увидев рану, – та снова сочилась кровавым гноем. Вопреки дыму, морю, запаху смерти и крепнущему ветру я чувствовал этот смрад.

Эдит закрыла глаза.

– Этот меч почти убил тебя, – произнесла она тихим, гортанным голосом. – Теперь его лезвие излечит тебя.

Она распахнула глаза, лицо ее исказила вдруг гримаса ненависти, и, прежде чем Финан или кто-то из моих воинов успел ее остановить, нанесла укол.

Боль походила на молнию: внезапная, яркая, ошеломляющая. Она била вспышками. Я охнул, прижался к носу драккара и увидел, как Финан пытается схватить Эдит за руку, но та уже выдернула меч. И теперь с ужасом смотрела на рану.

Едва лезвие вышло из тела, пришел смрад. Жуткий смрад. Я чувствовал, как жидкость течет из моих ребер.

– Это зло выходит из него, – выдохнула Эдит.

Финан держал ее руку, но таращился на меня.

– Господи! – простонал он.

Когда Эдит ударила меня, я немного наклонился и теперь видел, как смесь крови и гноя извергается из свежей раны. Много крови и много гноя. Жидкость пузырилась, булькала, сочилась, и, по мере того как эта гадость выходила, становилось легче. Я в изумлении смотрел на Эдит, потому что боль истекала из меня, исчезала прочь.

– Нам нужны мед и паутина, – потребовала женщина. Она хмуро глянула на клинок, словно не зная, что делать с ним дальше.

– Берг! – воскликнул я. – Забери меч.

– Ее меч, господин?

– Тебе ведь нужен меч, а этот хорош, насколько я наслышан. – Я распрямился и не ощутил боли. Согнулся опять, и снова ничего. – Паутина и мед, значит?

– Мне бы додуматься захватить их, – пробормотала Эдит.

Бок как-то тупо ныл, но и только. Я нажал на ребро прямо над раной и – о чудо! – не скорчился в агонии.

– Что ты сделала?

Женщина слегка нахмурилась, словно не знала, что сказать.

– Внутри тебя гнездилось зло, господин, – медленно проговорила она. – Его нужно было выпустить наружу.

– Тогда почему нельзя было использовать любой меч?

– Потому что именно этот меч породил зло, разумеется. – Эдит посмотрела на Ледяную Злость. – Моя мать хотела найти клинок, ранивший моего отца, но не смогла.

Она вздрогнула и протянула меч Бергу.

Мед нашелся на борту корабля Рогнвальда. Вождь загрузил судно провизией: соленой рыбой, хлебом, элем, сыром, бочками с кониной. Он предпочел забить лошадей, лишь бы не оставлять их. Нашлись и два горшка с медом. С паутиной пришлось труднее, но мой сын обратил внимание на вытащенную на берег в конце пляжа рыбачью лодку.

– Выглядит заброшенной, – заметил Утред. – Так что пауков там должно быть полным-полно.

Он отправился туда, а Гербрухт и Фолькбальд решили осмотреть уцелевшие от пожара дома.

– Принесите побольше! – крикнула им вслед Эдит. – Мне нужна целая пригоршня паутины!

– Не люблю пауков! – простонал Гербрухт.

– Невкусные, что ли? – осведомился я.

Он кивнул:

– Хрустят и горчат, господин.

Я рассмеялся и не ощутил боли. Топнул ногой и не ощутил боли. Вытянулся во весь рост и не ощутил боли, рана только тупо ныла и воняла.

– Это чудо! – Я ухмыльнулся Финану. – Боли нет!

Ирландец улыбался:

– Молюсь, чтобы так оно и оставалось, господин!

– Она прошла! – воскликнул я, выхватил Вздох Змея и с широкого размаха рубанул по корпусу корабля.

Боли не было. Я повторил удар, потом еще снова, и ни следа агонии. Я загнал клинок в ножны, отстегнул с пояса кошель и целиком вручил его Эдит.

– Твое, – сказал я.

– Господин! – Она таращилась на золото в тяжелом кошеле. – Нет, господин…

– Бери! – велел я.

– Не возьму, потому что…

– Бери!

Я улыбнулся сыну, спешащему назад от покинутой лодки:

– Нашел паутину?

– Нет. Зато нашел вот это. – Утред протянул мне распятие.

Жалкая была вещица – и крест, и жертва на нем оба были вырезаны из бука и так пострадали от погоды и времени, что тело стало гладким и белесым. Одна половинка перекладины отсутствовала, поэтому рука Христа висела в пустоте. В верхнем и нижнем концах вертикального ствола виднелись две ржавые дырки из-под гвоздей.