Маги, отринувшие Власть и напитавшиеся проклятой энергией. Они становятся сильнее, но теряют рассудок.

– Вы думаете, что я?

– Нет. Конечно нет… Я прошу у тебя прощения. Не стоило мне этого говорить. Нужно подумать. Оставь меня.

***********

Рядовой Обвердин, теперь Вы вновь рядовой… – майор произнес эту фразу и улыбнулся. Он заготовил свою шутку уже давно. Она не была смешной, но ему искренне хотелось это сказать. Он смотрел на девушку и видел не ее, но будущее. Свое будущее, будущее своей части, будущее этой девицы. И это будущее радовало его во всех своих ипостасях. Во всей армии, посланной к этой планете, было лишь 34 мага, и один из них сидел прямо перед ним и называл его командиром. – Искренне Вас с этим поздравляю, Талиса. Вот Ваше удостоверение и нашивки. Еще раз поздравляю. Можете быть свободны.

Спустившись на планету, принцесса медленно брела к своей палатке. Ее поглощало странное чувство. Она не видела никого из наемников с Линии смертника, но кончиками волос ощущала все их злорадство. То, как они рады тому, что эти зажравшиеся тираны наконец-то почувствовали себя в шкуре солдат.

Это вновь толкнуло ее в пучину воспоминаний. О том, как плавился хитин и горели внутренности. О том, как кричали аборигены, как они боялись и как превращалась в пепел их обугленная плоть. О том, как убегали ее противники без рук, без ног, без лиц. О том, как горели тела убитых, среди которых были и тираны. И о том, как на миг она испытала наслаждение от происходящего.

Эта мысль тяготила ее всю минувшую ночь и будет тяготить ночь грядущую. Она вспоминала слова Тунгрена. Он дал ей время подумать. Подумать об ужасах, принесенных ею. О той боли, что она причинила этим живущим. Он дал ей время, так как всем до нее оно требовалось. Они стыдились совершенного, а она не просто не ужаснулась своих деяний, а даже испытала удовольствие от совершенного. Она – чудовище!

Так мыслила Талиса, обвиняя себя во всех смертных грехах. И наконец нервы девушки не выдержали. Она быстрым шагом пошла назад к космопорту.

*********

У лифтов толпились наемники. Они были из тех везунчиков, кого не отправили на Линию смертника, а разместили в самом комплексе, чтобы те при необходимости становились доступной грубой силой.

По ночам, когда тираны уже спали, этим избранным даже разрешалось подниматься на крейсер. Они могли посещать любые общественные места крейсера, но, разумеется, излюбленными точками их нашествий были кают-компании.

Толпы уже подвыпивших солдат выстраивались в очереди к лифтам и с нетерпением ожидали возможности повеселиться, ведь, как показал недавний бой, даже здесь, за третьим редутом, каждый день мог стать последним.

Чтобы дождаться своей очереди, пришлось бы простоять здесь не меньше часа. Тала была не в том состоянии, чтобы ждать. Да она и не должна была. Статус тирана давал в том числе и подобные привилегии.

Она обошла очередь к крайнему лифту сбоку и начала проталкиваться к нему. Разумеется, никому это не понравилось. Большинство решило, что такой наглостью мог обладать только тиран, и не стоит лезть на рожон. Но на девушке была лишь общая легкая форма, так что повод усомниться в ее статусе появился у многих.

Наиболее очевидно свое недовольство продемонстрировал блондин с весьма слащавым для наемника лицом. Он встал стеной перед девушкой и заигрывающим тоном почти пропел:

– Поглядите-ка, какая малышка тут спешит. Куда торопишься?

– Прочь с дороги! – не очень-то вежливо ответила Тала и попыталась проскочить мимо парня. Но тот оттолкнул ее. За происходящим наблюдала уже вся очередь к этому лифту, а также присматривались соседние.

– А ну прекратить! – скомандовал властный голос позади толпы. Все расступились перед тираном, облаченным в тяжелый экзоскелет. Очевидно, он был в патруле и заметил необычное поведение толпы. Когда тиран подошел ближе, Талиса узнала в нем одного из тех двух телохранителей майора, спасенных ею вчера. Насколько она знала, он имел звание старшего ресаржа. Все звали его Инсай из Ракха, не употребляя фамилию. Подойдя ближе, он тоже узнал принцессу.

– Майор выдал тебе нашивки?

– Да! – резко ответила девушка.

– Тогда дружеский совет: прикрути их к форме поскорее, чтобы этот сброд знал свое место, – закончив фразу, он быстро подошел к опешившему блондину и кулаком, закованным в броню, навсегда убрал из его описания слово слащавый вместе с парой зубов. Парень повалился наземь без сознания, а толпа расступилась, пропуская девушку к лифту.

Те, кто изначально считали ее тираном, тешили себя мыслью, что раскусили всю интригу. Остальные молча ненавидели этих двоих ублюдков, возомнивших себя выше остальных.

В тот момент никто, кроме принцессы, не знал, что Инсай спас скорее наемников, нежели девушку, и в особенности этого блондина. Настроение Талисы прыгало от отчаяния к яростному презрению к самой себе и стыду перед тем местом, куда ей нужно было попасть. У нее не было ни желания, ни времени что-то доказывать блондину. Она бы просто сожгла его к чертям вместе со всеми оказавшимися рядом. Теперь у нее хватало и сил, и решительности на подобное. Но путь был свободен, и девушка прошла мимо наемников, не поднимая взгляда.

Ей жизненно необходимо было вылить на кого-нибудь свои переживания. Можно было бы обратиться к Дмирису, но он и сам с трудом переваривал итоги вчерашних боев, да и находился сейчас на дежурстве. Так что роль рубашки ему сегодня не подходила. Других друзей у Талы не было. И остался лишь один вариант – психолог. Принцесса знала, что сможет найти его в больнице. Так и случилось.

Врач была женщиной среднего возраста с совершенно неприметной внешностью и явным нежеланием быть там, где она есть. Она слушала все эти сопли с изрядной долей безразличия.

Как бы ни бравировали своей брутальностью солдаты, мало кто из них с легкостью переживал побоища. Все теряли друзей, знакомых да просто какого-то чувака, храпевшего на соседней койке, имени которого не знали, но вот его нет, и без храпа как-то не спится. Поэтому часто после лозунга “ пойду пошалю со знакомой медсестрой” солдат шел к психологу. Так что работы у доктора было навалом.

Но Талиса отличалась. Она ни слова не сказала про погибших сослуживцев. Ее беспокоила вещь куда более сложная: чувство кровожадности, зарождавшееся в девушке. И что же мог сказать доктор? Что он должен был сказать после двадцатичасовой смены?

– Ничего страшного. Вы получали удовольствия не от их смерти, а от победы. От того, что Вы защитили своего командира, своих товарищей, весь комплекс.