Она вдруг перестала понимать что бы то ни было, или знает нечто очень важное, придающее ей уверенности в себе?

Не узнаю, пока не поучаствую. Страшновато, конечно, но не страшнее, чем в демоническом мире.

— А ты уже достаточно окрепла, чтоб пускаться в путь? — попытался я уцепиться хоть за что-нибудь.

— Не волнуйся. Уж на комфортный переезд сил мне хватит.

И спор иссяк. Да и как я, в самом деле, мог серьёзно спорить с вызовом к Главнокомандующему? Каково бы ни было состояние госпожи Солор, она обязана выполнить приказ главы Генштаба, а я обязан её сопровождать, если уж она считает это нужным.

Утром мы выступили в путь. Её светлость вёз огромный пластун с мягким ходом, а новорожденный ребёнок остался на попечении кормилицы и тётки, госпожи Мирры Солор-Амержи. Наверное, девочку даже могли бы в ближайшее время отправить в Солор, к брату и его нянькам, если бы не опасность морского нападения. Пока отношения с мятежниками выясняются на глади океана, вокруг архипелага Йошемгаль, ребёнку лучше оставаться на берегу, под защитой стен Шеругина.

Сперва меня мало удивило большое число сопровождающих, потом лишь вызывало недоумение. Аштия взяла с собой пять сотен человек — это многовато, если нужно просто обеспечить безопасность в пути. Но мало ли что может твориться на уже покорённых землях. Ведь опасны не только мятежники. Бандиты, сбившиеся в крупные группы и промышляющие грабежами, вряд ли успели понять, что лафа кончилась. Может, госпожа Солор опасается встречи с ними? Но, даже если это и так, мы избежали возможной опасности.

А вот то, что при её светлости в путешествии были многие из крупных чинов Солор, недоумение почти не вызывало. Конечно, странно, что на отчёт к Главнокомандующему Аше взяла только солоровцев. Но, может быть, вопрос, который будет решаться, имеет отношение только к её владениям? Или Лагрой хочет накинуться с претензиями ко всему Солор разом, а не только его главе?

Едва пластун Аштии миновал ворота Бограма, я заметил, как женщина обернулась к старшему офицеру солоровских вооружённых сил. Многозначительно на него посмотрела. Этот взгляд у самого офицера вопросов не вызвал, значит, была какая-то изначальная договорённость. Что-то происходит? Когда пластун её светлости миновал третьи ворота и остановился у дворцовой лестницы, я спешился и поспешил подойти, подать леди руку. Никто не пытался заступить мне путь. Тем лучше, скорее всё узнаю.

— Идём, — произнесла она и оперлась на меня. — Поприветствуем господина Лагроя.

— Что ты задумала? — Я сильно понизил голос, да и вопрос задавал без особой надежды на ответ.

Но Аштия повернула ко мне голову.

— Его время закончилось, Серт. Он своё дело сделал. Да и не стоит давать ему возможности нанести удар первым, как думаешь?

И напряжение отпустило меня. Стоило большого труда скроить морду кирпичом, не показывая своего восторга и облегчения. Теперь я знал, что означает взгляд её светлости, брошенный на солоровского офицера. В Бограме полно людей Руштефа. Следовало по возможности блокировать их и не дать им возможность помешать аресту своего господина. Вот почему с нею столько солдат, причём наилучшим образом обученных солдат. Вот почему столько офицеров.

Интересно, хватит ли такого количества сил?

К вошедшей в парадную залу Аштии глава Генштаба развернулся, пребывая в состоянии, которое даже словом «ярость» трудно было бы описать.

— Как ты посмела? — крикнул он — и осёкся.

Нет, у него не было такой закалки, как у Аше, и в интригах он разбирался похуже — но всё-таки понял, что происходит. Женщина смотрела бесстрастно, и только хорошо знающий её человек разглядел бы искру торжества в глубине её взгляда. Я — разглядел. Однако общее её спокойствие говорило о многом.

— Я сообщаю господину Лагрою, что по решению его величества он лишён диска главы вооружённых сил Империи и должен быть арестован. Вот приказ. Пусть лорд соблаговолит отдать мне диск и меч.

— Ты слишком много на себя берёшь! — крикнул Руштеф. — Ты — никто, и не смеешь вести себя так! Что за наглость — состряпать такую фальшивку от лица государя?! Взять её!

Но офицеры, сопровождавшие госпожу Солор, были в явном большинстве. Им потребовалось лишь рассыпаться по залу, чтоб блокировать бойцов, способных сейчас кинуться выполнять приказ Лагроя. Следовало отметить, что далеко не все из присутствующих людей уже бывшего главы Генштаба решились на это. Может, они поверили словам Аштии, что решение принято государем, и предпочли не лезть на рожон, может, сразу разглядели, что приказ не фальшивка. А может, испугались перевеса сил, оказавшегося на стороне женщины.

Но факт оставался фактом — заступиться за Руштефа в этот миг было некому.

Её светлость не выдержала и слегка улыбнулась. Для Лагроя это было, пожалуй, предвестьем неминуемой смерти, но едва ли он это понимал. Испуг в его глазах причудливо мешался со спесью. Мужчина так и не поверил, что всё происходит всерьёз. Он попытался было схватиться за рукоять меча, но я перехватил и вывернул его руки, фиксируя лорда на месте, чтоб дать Аштии возможность забрать свой диск. А заодно и насладиться своим триумфом. Не выдержал и от души прижал ему локти, да так, чтоб боль сковала ублюдку тело от затылка до пят. Ещё и по морде заеду, пусть только начальство отвернётся.

Прежде чем забрать символ власти над вооружёнными силами Империи, она всмотрелась ему в глаза. Не знаю уж, что Руштеф в них увидел, и увидел ли вообще, но он перестал пытаться вырваться. Я ждал, не скажет ли Аше хоть что-нибудь. Но она промолчала. Просто сняла диск, вынула меч из ножен и кивнула тем офицерам, которые должны были связать арестованного.

Когда я прибыл на архипелаг Йошемгаль, мне показалось, что никакой войны, собственно, и нет. Облитые зеленью прелестные клочки земли под лазурными небесами существовали будто сами по себе, без какого-либо следа напряжения по поводу сотрясающей Империю гражданской войны. Местные жители, которых мы замечали на берегах, не кидались прятаться, а ставили ладони козырьком над бровями и с любопытством разглядывали корабли. Некоторые начинали трясти в воздухе связками рыбы.

Стоило мне добраться до берега, как в мою сторону кинулось сразу трое островитян и попытались продать мне жемчуг. Ревалиш оттёр их плечом, десять минут ругался, понося предлагаемый товар изо всех сил и на все лады, после чего вполголоса сообщил мне, что жемчужины хорошие, цена сбита, можно брать. Отказаться не было сил, и я вынул из пояса золотую монету, а в обмен получил нитку красивых и на удивление тяжёлых фиолетово-розовых перлов, так и тающих в собственном сиянии, но остающихся на ладони. Будет хороший подарок жене.

В течение последующих дней продавцы местных сувениров осаждали всех нас, и меня — в особенности. Видимо, нутром чуяли мою платёжеспособность, либо же просто знали наверняка, кто тут старший командир, а значит, обладает самым большим жалованьем. Мне, имеющему право возить за собой наибольший багаж и к тому же накопившему в карманах довольно крупную сумму, собравшуюся за месяцы, когда тратить деньги было негде и не на что, труднее всего давался отказ.