Даже в тех случаях, когда дети не злоупотребляют социальными медиа, взрослым не всегда это нравится просто по той причине, что нам это непонятно. Я иногда ловлю себя на том, что жалуюсь на детей, которые «не разговаривают» со своими друзьями. Для них обмен текстовыми сообщениями равносилен живому разговору. Потом я вспоминаю себя в этом возрасте. Мы с подругами проводили массу времени в телефонных разговорах друг с другом, особенно по вечерам. Доходило до того, что некоторые состоятельные родители устанавливали в доме вторую телефонную линию, чтобы самим иметь возможность поговорить. «Будь осторожна со своими желаниями», – наверняка сказал бы мне отец.

Здравый смысл необходим как родителям, так и отпрыскам. Очень хорошо, что ученые начали определять порог допустимого времени пребывания в социальных медиа. Пшибыльски разработал так называемый принцип Златовласки: на самом деле, существует «самый правильный» уровень вовлеченности в цифровые технологии. «Умеренное пользование не вредно само по себе и может даже давать преимущества в глобально связанном мире», – писали он и его коллеги. (Под таковым понимают два часа, проведенные в социальных сетях ежедневно, по крайней мере в будние дни[314].) Данные других ученых говорят о том же.

Нам всем стоит хорошенько запомнить одну вещь: социальные медиа новы, дружба стара – стара, как жизнь в африканской саванне, и она исчезнет очень и очень нескоро.

После прочтения всех этих статей и книг о социальных медиа и ознакомления с проектом Тани Холлендер я крепко задумалась. Однажды вечером я решила провести свое собственное исследование. Я зашла на свою страничку в Фейсбуке (у меня есть там и авторская страница) и обнаружила, что у меня 793 друга.

Кто были эти 793 человека? Действительно ли это были мои друзья? Я решила пройтись по всем именам – одно за другим – и распределить этих людей по категориям – насколько мы на самом деле знакомы друг с другом. Если, прочитав имя, я не сразу могла понять, что это за человек, я помечала его знаком вопроса. Позже я вернулась к ним, чтобы посмотреть, смогу ли я их классифицировать. Вот что из этого вышло.

Знакомые по Бруклину и по школе моих детей: 274 человека.

Соученики по колледжу: 178.

Коллеги по работе: 109.

Знакомые по Файр-Айленду (где я провожу летний отпуск уже 15 лет): 57.

Друзья детства и одноклассники (включая друзей моих родителей): 62.

Знакомые и друзья по Гонконгу: 29.

Родственники: 26.

Прочие (коллеги мужа, бывшие няни и другие): 47.

Вопросительные знаки: 11 (после просмотра профилей их осталось два).

Я была очень довольна тем, что вопросительных знаков почти не осталось. Меня очень огорчило, что двое людей умерли; но их профили продолжали жить.

Семьсот девяносто три человека – это очень много. Понятно, что у меня приобретающий стиль дружеского общения. Мои отношения – как с друзьями, так и со знакомыми – устойчивы. Есть и другие причины такого большого количества друзей: я прожила на одном месте больше двадцати лет и всегда активно участвовала в общественной жизни; через детей я была связана с родителями трех классов; мы с мужем учились в одном университете (у нас больше двухсот общих друзей); к этому располагает моя профессия, которая требует публичности (я зарегистрировалась на Фейсбуке, когда вышла из печати моя первая книга).

Некоторые из этих 793 человек на самом деле являются моими добрыми друзьями, но трое моих самых близких друзей на Фейсбуке не зарегистрированы, а другие не слишком активны. Бóльшая часть из этих 793 человек не являются настоящими друзьями, ибо я редко встречалась с ними лично (а с некоторыми никогда); мы связаны только на Фейсбуке. Интересная вещь, однако, произошла, когда я работала над этой книгой. В это время состоялась наша тридцатая ежегодная встреча с однокашниками по колледжу. Я была сильно взволнована перспективой провести выходные в обществе моих бывших соседей по комнате, таких как Сара, которая вернула мне мишку, а также Леа и Сюзанна, с которыми с недавних пор мы снова стали близки (мы начали общаться еженедельно, и они вместе со мной переживали успехи и неудачи в работе над книгой). Была еще масса других бывших однокашников, со многими из которых я делила кров в общежитиях (в течение только одного года я жила в одной квартире с девятью другими девушками!), и просто добрых друзей. В большинстве они живут далеко от меня, и перспектива провести пару дней в непосредственном общении доставляла мне большое удовольствие. Мы будем пить плохое пиво и танцевать, пока не устанет оркестр, вспоминать былое и радоваться тому, что мы вместе.

Мне, однако, хотелось увидеть и тех своих однокашников, за судьбой которых я следила в Фейсбуке. Мы не были близки и, вероятно, никогда не сблизимся. Часто нас разделяли тысячи миль. Мы все были по горло занятыми людьми. Внутренние круги нашей дружбы заполнены до отказа. Но, поскольку мы были друзьями на Фейсбуке, я кое-что знала об их жизни. Один стал язвительным политическим комментатором, и я часто от души смеялась над его колкими и остроумными замечаниями. Другой недавно пережил разрушительный ураган, опустошивший Пуэрто-Рико. Я знала о детях моих одногруппников, об их работе, об их страсти бегать марафоны. Когда я увидела этих людей живьем, сидящих под тентом с кружками пива в руках, исчезло всякое желание поддерживать светскую болтовню ни о чем; все разговоры были содержательными и осмысленными с самого начала.

– Как я рада видеть вас, – сказала я, и это было чистой правдой.

Возможно, приобретающий стиль дружбы близок мне, потому что меня воспитывали как радушную хозяйку, готовую принимать, угощать и развлекать гостей. Приглашать гостей было любимым занятием моей мамы. Сборища в нашем доме были несуетливыми и неформальными – в последнюю минуту обзванивали знакомых и друзей, узнавая, кто свободен и может зайти; еду в деревне готовили сообща. Главное удовольствие от встречи доставляли друзья, еда и разговоры – чем больше политики, тем лучше.

Потом, когда мне сравнялось девятнадцать, эти сборища переместились в старинную усадьбу Комптон, на восточном побережье Мэриленда. Комптон был необычным местом. Родители снимали дом вместе с несколькими близкими друзьями, но это был не таймшер. Три семьи, жившие в доме, проводили выходные вместе: ходили под парусом, читали книги и гуляли по окрестным полям.

Мы с моим братом Майком были частью этого сообщества, равноправными друзьями, каким стал и Марк, который вначале приехал в Комптон в качестве моего бойфренда и за которого я потом вышла замуж под магнолиями нашего сада.

– Кто будет у нас к обеду? – спрашивала мама, когда точно знала, что мы с Марком приедем на выходные, а потом добавляла: – Что мы приготовим?