На Кайо-Сантьяго, островке у берега Пуэрто-Рико, где начался мой рассказ, Майкл Платт и Лорен Брент практикуют анализ социальных сетей применительно к группам макак-резусов. Платт и Брент были среди первых, кто вслед за Кристакисом и Фаулером занялись наследуемостью социального поведения.

Платт окончил аспирантуру на факультете биологической антропологии, в лаборатории Роберта Сейфарта и Дороти Чейни в Пенсильванском университете, где унаследовал повышенный академический интерес к социальному поведению. «Что может быть более интересным и захватывающим, чем понимание того, как мозг и остальной организм совместно формируют отношения – дружбу, союзы, любовь, враждебность, общительность? – сказал он однажды. – И что может быть важнее, чем расшифровка причин, по которым эти отношения распадаются или не могут сформироваться, и как избежать возможных подводных камней?»[320] После длительной работы в Университете Дьюка Платт в 2015 году вернулся профессором в Пенсильванский университет, где я с ним познакомилась. Подобно Кристакису, Платт источает идеи и энергию и поражает сотрудников широтой и глубиной своих знаний. Официально он является нейробиологом, но его научный взгляд охватывает очень и очень многое – от аутизма и механизмов принятия решений до вопроса, что именно делает нас людьми; интересы Платта простираются на антропологию, приматологию и нейроэкономику. Но тема социальности – и, расширительно, дружбы – пронизывает все, что он делает.

На Кайо у Платта есть возможности прослеживать индивидуальные отличия в социальном поведении животных и предполагаемые биологические причины этих отличий. Список обширен: пол и возраст, физиологические особенности, гены, архитектура нервной системы, социальная структура группы и, наконец, репродуктивный успех и эволюционная приспособленность. Для большинства других общественных животных, от рыб и белок до дельфинов и китов, возможности наблюдения ограниченны, но макаки-резусы представляют собой микрокосм, отличающийся таким же разнообразием связей, как любая большая группа людей. Некоторые обезьяны сильно включены в социальный мир, другие находятся ближе к его периферии. (Вспомните свой девятый класс. Разве там не было бойких мальчишек и тихих девочек? Не было добрых и злых? Ботаников и разгильдяев?) Отчего возникают эти различия? Кайо дает возможность не только изучать живущих на воле и свободно общающихся друг с другом животных, а также обширную информацию о предыдущих поколениях, но и получать генетическую информацию. Раз в год макак отлавливают и берут у них кровь на анализ, что позволяет понять, как генетика взаимодействует со средой в формировании поведения. «Все, чем занимаются животные на Кайо, влияет на их успех, на их способность выживать, процветать, спариваться и иметь жизнеспособное потомство, – говорит Платт. – В каком-то смысле мы здесь наблюдаем, как развертывается эволюция»[321]. Ученый замахивается на создание особой научной отрасли: социальной приматологии. Сидя на скамейке в филадельфийском парке, далеко от Пуэрто-Рико, он лукаво улыбается: «Давайте понаблюдаем за обезьянами».

Для того чтобы осуществить этот проект, Платт в 2010 году пригласил на должность научного сотрудника Лорен Брент. До этого она уже провела на острове год, работая над диссертацией, в которой выявила связь между реакцией обезьян на стресс и их социальными отношениями. Она предположила, что если социальные связи по своей природе адаптивны, то животные, находящиеся ближе к центру социальной сети и, возможно, располагающие большим числом непрямых связей (друзья друзей), отличаются умеренной реакцией на стресс. Брент составила карту социальной сети всех животных в изучаемой группе и измерила уровень гормонов стресса в их каловых массах, из которых, как выяснилось, можно добыть достаточно гормонов для того, чтобы делать содержательные выводы. Оказалось, что самки высокого ранга с множеством косвенных связей действительно выделяют меньше гормонов стресса.

Следуя протоколу Жанны Альтман, Платт и Брент выбрали пятьдесят пять типов поведения – очередность получения пищи, воды, свобода передвижения, осуществление и принятие груминга, отдых, драки и так далее – и внесли все эти данные в портативные компьютеры, которыми пользовались ассистенты. Каждую обезьяну наблюдали в течение двадцати минут в неделю. Это звучит не слишком впечатляюще, но дает неплохие данные, которые можно суммировать. За пять лет работ по этому проекту база данных составила часы наблюдений за 450 особями и образцы ДНК 900 животных. «Целью было полностью охарактеризовать каждое животное в популяции и установить непрерывность поведенческих характеристик во времени. А затем мы намеревались как можно более полно оценить биологические особенности животных», – рассказывает Платт.

Одним дождливым утром на Кайо я отправилась на работу вместе с Апарной Чандрашекар, недавней выпускницей колледжа, которую на год взяли в заповедник на должность ассистента. Я пошла с ней, чтобы посмотреть, как собирают данные о животных. От дождя выступающие корни деревьев стали мокрыми, скользкими и опасными; к тому же, неведомо откуда, наползли бесчисленные крабы-отшельники.

Чандрашекар с детства мечтала о такой работе; ее простынки были украшены изображениями обезьянок, ее любимой едой были бананы, как у Любопытного Джорджа[322]. Теперь ее окружали настоящие макаки. Дважды в неделю ей надо было брать пробы у каждой из пятидесяти семи взрослых обезьян, оставленных на ее попечение. В самые удачные дни Апарна обходила тридцать обезьян – пятнадцать утром и пятнадцать во второй половине дня. Каждое утро у нее начиналось с таблицы из шести временны́х блоков и списка животных, подлежавших наблюдению в этот день, – иногда таких было много, иногда мало. Фокусная выборка – это бесконечно повторяющийся процесс исключения.

Покинув клетку, где остались наши пакеты с обедом и рюкзаки, мы сразу обнаружили одну из обезьян списка – пожилого самца 94Z, который сидел в кормовом загоне. У него было треугольное лицо и небольшой горб. Чандрашекар внесла закодированные данные в портативный компьютер. Сейчас самец отдыхал. В течение следующих десяти минут девушка записывала, как он ел и очень настороженно себя вел, постоянно оглядываясь по сторонам. Это был интересный экземпляр, потому что некогда он был альфа-самцом в одной группе, но постепенно ослаб и переместился в другую. Наверное, дело было в том, что он совершенно отказался от своих лидерских замашек и стал придерживаться политики равнодушного попустительства. «Я ни разу не видела его агрессивным», – рассказывает Чандрашекар.

Иногда он, правда, напоминает молодняку о своем былом статусе. «Он просто осаживает их взглядом», – отмечает аспирантка после того, как старый самец с силой стукнул рукой по земле и с нескрываемым вожделением некоторое время пожирал взглядом находившуюся рядом самочку.