– А вот это, дорогой майор, – ехиднопропела Вера, – вам и надлежит выяснить. Сдается, милый братик-уголовничеки его сладкая женушка обладают чересчур полной информацией об убийстве. Аслишком хорошо осведомлены, как правило, непосредственные участники! Поройтесьв семье Катукова-младшего, найдете огромную кучу дерьма.

– Вы обещали отдать бумаги…

– У меня их нет! Но я знаю, где Котяхранил секреты. Подоконник на кухне…

– Смотрела, в ножках стола тоже…

– А в зеркале?

– Где?

Вера довольно засмеялась:

– Когда он начал оборудовать тайники, ихпридумала я. Обожаю детективы, вот и порылась у классиков. Подоконник подымалсяу Ниро Вульфа, ножки стола отвинчивал Эркюль Пуаро, а зеркало служило ЭллериКуину.

– В ванной, – пробормотала я, –на шкафчике с лекарствами и всякой ерундой. Следует нажать, и оно повернется, атам ниша…

– А, – засмеялась Вера, – тожепочитываете на досуге, именно там. Хотите, поедем?

Я кивнула. Мартынова была все же уникальнойженщиной, потому что собралась за пять минут. Просто натянула брюки, черныйпуловер, куртку, и мы спустились в подземный гараж. Водила она уверенно,аккуратно, и я расслабилась, покачиваясь на кожаных подушках. Вот заработаю денеги куплю нам с детьми такой же «Мерседес», а то Сережкин «Форд» потерялглушитель, а у Катиных «Жигулей» руль ходит, как штурвал у истребителя, нетолько поворачивается, а еще и двигается вверх-вниз, как она умудряется в такихусловиях управлять машиной – уму непостижимо.

Открыв дверь квартиры своими ключами, Верапрошла в ванную, я, затаив дыхание, за ней. Зеркало послушно повернулось. И внише показалась папочка. Дрожащими руками я схватила ее.

Да, это они, листочки синего цвета и конверт.

– Господи, – донесся голос Веры изкомнаты, – что тут произошло?

– Искали эту папочку, – пояснила я,испытывая к Мартыновой настоящую благодарность.

На улице, когда Вера щелкнула брелкомсигнализации, я решила предостеречь ее:

– Не пускайте сейчас в дом посторонних,бандиты грабят и убивают женщин – любовниц Константина.

– Никогда сама не открываю дверь, темболее незнакомым, – высокомерно заметила Мартынова, – а замкиневозможно взломать.

Она не предложила довезти меня до метро и,включив скорость, унеслась прочь. Несколько капель грязи из-под колес попали накуртку, но я была счастлива. Господи, завтра отдам папочку, и Катя окажетсядома.

Вечером я решила воспитать Сережку инапомнила:

– Ключи не забудь, положи прямо сейчас вкарман.

Парень горестно вздохнул:

– Караул, Лампа, «Форд» сдох!

– Как это? – испугалась я. – Ваварию попал?

Сережка грустно покачал головой:

– Нет, двигатель полетел.

– И что теперь? – не успокаиваласья. – Починить можно?

– Легче пристрелить, чем лечить, –сказал Сережка. – Возьму материну машину. Только ее «Жигули» тоже на ладандышат.

– И резина лысая, – встрял Кирка,запихивавший в рот кусок омлета с сыром.

– Да уж, не шины Пирелли, –согласилась Юля, – но пока едет, попользуемся.

– А дальше что? – настаивала я.

Сережа подкрутил тощие усики:

– Мать из Кемерова всегда тысячи двепривозит. У нее там конвейер. Каждый день по три-четыре операции. Нупредположим, половина больных неимущая, зато другие обязательно отблагодарят. Уматери рука легкая.

– Она хороший хирург?

– Она ненормальная! – воскликнулСережка. – В детстве кукол резала, аппендицит искала, на первую операциюеще студенткой стала, доверили крючки подержать. Другие девушки в кино, натанцы, наша – в анатомичку и потрошит трупы с упоением…

– Нет, ты прикинь, – оживиласьЮля, – три года тому назад у нее у самой возникла необходимость удалениящитовидной железы. Ну прооперировали свои же коллеги, ухаживали, как за куринымяйцом… И, естественно, осложнение!

– Почему?

Юля хмыкнула:

– У врачей всегда так, если заболеют –пиши пропало. Из насморка гайморит получается, аппендицит в перитонитперетекает, дети у них какие-то экзотические болячки ухитряются подцепить.Сережка в детстве подхватил где-то болезнь Вермера, один случай на Москву,исключительно африканская зараза.

– У нас в доме снимали квартиру студентыиз Университета Патриса Лумумбы, – засмеялся Сережка, – они меня всежвачкой угощали, вот, наверное, и получил вирус.

– Никогда бы не взял жвачку у незнакомогонегра, – сказал Кирка. – Неужели трудно было пойти в ларек и купить?

– В 1980 году? Да мы одну подушечку всемклассом жевали по очереди!

– Фу, – пробормотал Кирка, –вот уж не думал, что при коммунистах у людей были такие трудности!

– Ну, словом, у матери горло раздуло,нарыв, – продолжал Сережка, – она домой сбежала и давай в ванной надсобой издеваться. Ножницы в шов воткнет, гной выпустит, пластырь прицепит – ина работу!

– Как на работу?! – изумилась я.

– Говорим же, сумасшедшая, –пояснила Юля. – Водолазку старую под хирургическую пижамку нацепила, чтобыбольных своим жутким горлом не пугать, и вперед: скальпель в зубы – расступись,щитовидная железа, Романова на лихом коне едет.

Вечером я досконально изучила документы иничего не поняла. Какие-то квитанции за электричество, копии лицевых счетов,накладные на пищевую соду… Вместо фотографий в папочке лежали негативы. Япопробовала рассмотреть лица запечатленных людей, но совершенно не преуспела.Трудно сообразить, что за фигуры на кадрах.

Утром я опять вышвырнула ключи, и снизу незамедлительнопонесся крик:

– Лампадель, кинь ключарики от «Жигулей»,«фордик»-то тю-тю!

Проклиная собственную забывчивость, явыбросила другую связку, прогуляла собак, сварила суп, пожарила котлеты и,сунув в пакет бумаги, полетела на «Динамо». Уже выходя из метро, вздрогнула, авдруг гориллоподобный Слава не придет?