И она была права.

Но теперь, в первый раз за долгое время, Грета боится снова начать играть. И некому сказать ей, что все будет хорошо.

Когда Мэри уходит, Грета с Конрадом сидят и слушают, как инструктор учит танцевать макарену: «Ладони вверх, сначала одну, потом другую!» – и танцующие хохочут, топая ногами по деревянному полу. Туман за окном начинает рассеиваться, и в полуденном свете все приобретает сепийные оттенки.

Потрепанный экземпляр «Зова предков» лежит на столике между ними, и Конрад с интересом поглядывает на него. Потом берет в руки, открывает и видит титульный лист, на котором крупным детским почерком выведено имя Бена. Его брови приподнимаются, ему становится очевидна ценность этой книги.

– Он оставил это тебе?

– Он дал мне ее на время.

– И это значит, ты снова увидишься с ним?

Грета искоса смотрит на него:

– Не знаю, папа.

– Ну, если хочешь знать мое мнение, хотя вряд ли оно для тебя очень важно, мне он показался неплохим парнем. – Он замолкает, и Грета почти видит, как он проглатывает слова «в отличие от прочих». К его чести, он не произносит их. А вместо этого осторожно похлопывает по книге и кладет ее обратно на стол. – И вкус у него хороший.

– Да, он такой, – говорит Грета, – но у него жена и дети.

У Конрада отвисает челюсть:

– Правда?

– Они расстались. Но груза прошлого это не отменяет.

– Он есть у всех. Даже у тебя. И хотя он другого размера и формы, это не означает, что он не тяжел.

Грета прищуривает глаза:

– И когда только ты успел стать философом?

– Думаю, в этом виновата вода. – Он поворачивается к окну. – Это она так действует на меня.

– Дело тут не только в… грузе прошлого, – говорит Грета, немного помолчав. – У нас с ним такая разная жизнь. Он беспокоится о дочери, которой, возможно, придется делать операцию. Я беспокоюсь, потому что…

– …Тебе придется играть на гитаре в эти выходные.

Грета напрягается, выискивая в его словах привычное пренебрежение. Но, похоже, его там нет. И она кивает.

Конрад какое-то мгновение думает над сказанным им и добавляет:

– Но это делает тебя счастливой.

– Сделает, если все пройдет хорошо, – осторожно произносит она, все еще не понимая, к чему он клонит. И смотрит на него несколько озадаченно: – Ты сейчас навеселе или что?

Он смеется и трясет бокалом с кубиками льда.

– Сейчас далеко за полдень, и сегодня последний день круиза, в который я должен был отправиться с моей покойной женой, чтобы отпраздновать наш юбилей. Так что, конечно, я напился. Но мне все же будет дозволено поболтать с моей дочерью, разве не так?

– Мне кажется, – ровно говорит она, – это просто… странно.

– Эшер сказал мне, что ты переживаешь тяжелые времена, – признается он. – Вот почему он решил, что это путешествие – хорошая идея.

Грета хмурится:

– Для кого?

– Для тебя, – отвечает он так, будто это само собой очевидно. – Он подумал, что это поможет.

– Верно. Поможет тебе.

Конрад выглядит озадаченным.

– Нет, поможет тебе. Мне-то с чего помогать?

– Да с того, что ты должен был поехать сюда с мамой. – Грете кажется, она оказалась в некоей альтернативной реальности. – И тебе было бы очень грустно, если бы ты поехал один.

– Я не был бы один. – Он выговаривает слова медленно, словно объясняет что-то очень важное маленькому ребенку. – Со мной были бы Фостеры и Блумы.

Грета вскидывает руки:

– Я так и сказала!

– Кому?

– Я так и сказала Эшеру, когда он попросил меня поехать в этот круиз, чтобы составить тебе компанию.

– Он сказал тебе, чтобы ты поехала, потому что это поможет мне? – недоумевает Конрад, и Грета кивает, чувствуя облегчение, оттого что они наконец-то говорят на одном языке. – И он сказал мне, что это поможет тебе?

– Да.

Конрад какое-то время переваривает услышанное.

– Вау.

– Ага. Он устроил нам «Ловушку для родителей». На лодке.

– Это корабль.

– О боже ты мой, какая разница? – Грета со стоном откидывает голову. – Почему все так настаивают на этом? Ты боишься, что я оскорблю чувства корабля? – Она ищет свой телефон. – А сколько сейчас времени, кстати говоря?

Конрад смотрит на часы:

– Двенадцать тридцать.

– Прекрасно. – Она оглядывается, ища глазами официанта. – Мне теперь тоже можно выпить.

Когда она вновь поворачивается к нему, он смеется.

– Что такое?

– Ничего, – с улыбкой отвечает он. – Просто… я не против того, что он сыграл с нами такую шутку.

Позже Грета выскажет Эшеру все, что о нем думает. Обзовет его кукловодом. Скажет, что он у нее в долгу. Но в этот самый момент, к ее большому удивлению, она не может не признать, что тоже не против этого.

Глава 31

Перед концертом они идут выпить в бар «Левый борт», и Грета замечает на одном из столиков оставленную кем-то колоду карт.

– Давай посмотрим, на что ты способен, Гудини, – говорит она, подталкивая ее к Конраду, когда они садятся. Он, красивый и расслабленный в рубашке с галстуком, вытряхивает карты из коробочки.

– Давно я не проделывал это. – Он начинает тасовать карты, но потом с деловым видом распускает их веером и кивает: – Выбери одну.

Она делает это.

– И что теперь?

– А теперь верни ее обратно. Но не говори мне, что это за карта.

Он с загадочной полуулыбкой, словно наслаждаясь собой, снова тасует колоду. Но потом сбивается, и карты разлетаются. Грета встает со стула и поднимает их, а Конрад, продолжая сидеть, обозревает учиненный им беспорядок.

– Думаю, я слишком стар для этого.

– Вовсе нет, – возражает она, поднимая голову.

Он изучает свои руки:

– Я чувствую себя древним стариком.

Грета прекращает возиться с картами.

– Это необязательно конец. И даже может стать и началом чего-то нового.

Он качает головой с очень серьезным выражением лица:

– Я не хочу начинать что-то новое.

– Боюсь, у тебя нет выбора, – мягко говорит она, возвращаясь к картам. Когда она снова поднимает глаза, то видит, что отец сидит с отсутствующим выражением лица. Он кладет на столик даму червей и какое-то время смотрит на нее.

– Мы собрали пазл наполовину, – начинает он, и Грета садится на полу на пятки, слушая его. – Мы занимались этим за обеденным столом. Трудная головоломка – тысяча кусочков. А теперь… Теперь я не могу продолжить без нее, но в то же время не могу убрать так и не собранный пазл.

Грета снова садится на стул.

– Папа, – говорит она, и ее голос надламывается на этом слове, ей кажется, что надламывается и