Я молчал, демонстрируя ошеломленность, буквально оглушенность внезапно открывшейся истиной. Изнанка революции всегда дурно пахнет, в Институте это считалось аксиомой. Но здесь и сейчас я был поражен, и это несказанно радовало моего собеседника.

— Так что, — звоня в колокольчик и вызывая слугу, продолжил Талейран, — народ с готовностью меняет ярмо, стоит лишь пообещать ему, что новое будет разительно отличаться от прежнего. Вам, друг мой, можно сказать, посчастливилось: вы пойдете вперед с открытыми глазами.

— Прошу извинить, монсеньор, не обессудьте, если моя необразованность покажется несообразной тому высокому призванию, которое передо мной открывается. — Я склонил голову, всем видом демонстрируя, что моя-то шея уже готова принять личный, изукрашенный высокопарными словесами хомут. — Метатрон — это что же, нечто вроде масонской ложи?

Талейран скривился и презрительно отмахнулся:

— Дражайший месье де Вержен, масонство в наши дни — глупая, никчемная игра. Вся эта таинственность обрядов, секретные пароли, градусы, циркули и молотки не стоят не то что медного денье, но даже революционной ассигнации. Скот нуждается в пастухах или, если хотите, в пастырях, а не в вольных каменщиках, бесконечно соотносящих дела насущные с волей какого-нибудь напыщенного старика — великого магистра и, что уж совсем нелепо, с предвечным замыслом Архитектора Вселенной. Забудьте о масонах. Все, на что их хватило, — с вредом для собственной жизни внести крамольные идеи в неокрепшие мозги всех этих адвокатишек, вроде кровожадной гиены — Робеспьера. И, что еще хуже, вчерашних лавочников, коим и вовсе следовало бы больше заниматься своим делом, а не лезть в управление государством. Колоссальный успех, я вам скажу! Жаль только, многие из адептов тайных лож смогли полюбоваться результатами своих трудов, я бы сказал, несколько свысока — с высоты фонаря… Есть ли у вас еще вопросы?

— Нет, монсеньор.

— Тогда поговорим о деле. — Тон бывшего епископа стал холодным, я бы даже сказал, резким. Он кинул взгляд через мое плечо на вошедшего слугу. — Господин де Морней может присоединиться к нам?

— Да, монсеньор, — поклонился лакей.

— Пусть войдет. Итак, барон, как вы уже, вероятно, догадались, вам предстоит действовать здесь, в Париже, вместе с Арманом и Софи де Морней.

«Интересно, — промелькнуло у меня в голове, — знает ли Талейран настоящее имя „сестры“ верного подручного? Впрочем, зачем оно ему? Если для этого пастыря все прочие лишь скот, то мы в лучшем случае овчарки, а какая разница, зовут собаку Камилла или Софи?»

— Вскорости, друг мой, — продолжал министр, — вам предстоит вновь продемонстрировать свои фехтовальные навыки, которые мне так расхваливал месье Арман.

— Я должен кого-нибудь убить?

— О нет, это чересчур. Дивизионный генерал Бернадот, нынешний военный министр, — большой любитель позвенеть клинками. Он хотел бы подыскать умелого партнера для ежедневных упражнений в этом исконно мужском развлечении. Как он говорит, под тяжестью генеральских эполет рука быстро теряет ловкость. Он известный рубака, наш Бернадот. Вы станете его партнером, лейтенант Арно. Впрочем, капитан Арно звучит как-то лучше.

— Однако, монсеньор, стоит мне выйти на улицу, как я буду арестован. Вероятно, Арман докладывал об этом.

Талейран улыбнулся:

— Вы устроили в Париже грандиозный переполох. Не поверите, даже Жозефина Богарне вчера приходила ко мне, прося замолвить за вас слово министру полиции. Ваше опасение понятно, но можете не беспокоиться — с этого момента капитан Арно состоит на службе военной разведки. Полковник Ландри остался вполне доволен вашей беседой и, честно говоря, недоумевал, куда и для чего вы пропали.

«Вот оно как, — подумал я. — Стало быть, моя догадка была верна. Преданный соратник Наполеона, вчерашний драгун, приобщенный им к святая святых — управлению Францией, на самом деле служит Талейрану. Занятный факт. Интересно, станет он меня спрашивать, куда я подевался из запертой кельи, или это теперь в порядке вещей? И еще более интересно, почему Жозефина Богарне пришла ходатайствовать за меня сюда, а не к своему бывшему любовнику Баррасу — члену Директории? Пора поделиться с Лисом впечатлениями. Очень похоже, что второй после Бонапарта по таланту и славе генерал Республики находится в плотном кольце исключительно преданных людей. И в любой момент это кольцо может превратиться в удавку».

— Благодарю за повышение в чине, монсеньор! — Я расправил плечи. Кажется, капитана де Вержена должно радовать возвращение прежнего звания.

— Пустое, — отмахнулся Талейран, — вы достойны куда большего и, если будете верны, можете не сомневаться, награда превзойдет все ожидания.

— Но что же я должен сделать?

— Быть хорошим, интересным соперником для генерала Бернадота, приятным собеседником для господина военного министра и ждать приказа. А вот, кстати, и месье де Морней…

* * *

Наполеон, хмурясь, заложил руки за спину. Рассказ лейтенанта гидов, хоть и лишенный крестьянских всхлипов и причитаний, отчего-то крайне раздражал его. Может быть, потому, что выходило — Жюно прав, а он, непререкаемый, всегда знающий все лучше всех, ошибся.

— Ерунда! — отмахнулся он. — Посмотрите на башни. Даже слепец может разобраться, что это фортификационное сооружение эпохи Спекле[51]и что разрушено оно орудийными залпами. Мы встречались с подобной кладкой у стен Турина. Вот там бы я поставил брешь-батарею. Видите пролом в стене?

— Ваша милость, — услышав речи генерала, залопотал кузнец, — да что вы такое говорите…

— Обращайтесь ко мне «гражданин», — оборвал его Бонапарт.

— Клянусь мощами святого Этьена, все так и было, как ваш офицер говорит.

— Это все сказки для устрашения детей, — резко бросил Наполеон. — Их придумали ваши бабушки, чтобы удержать сорванцов от купания в реке без должного присмотра и от рейдов по развалинам.

— Да нет же! — не унимался правдолюб. — Вы мне не верите?

Лицо генерала приобрело насмешливо-презрительное выражение:

— Рейнар, вызовите сюда командира понтонеров[52], я хочу, чтобы он с людьми раскопал корни этого дерева.

— Упаси Бог! Ваша милость…

— Гражданин! — жестко бросил Наполеон. — Поторопитесь, Рейнар.

* * *

Он стоял на берегу и смотрел, как уносится течением к близкому морю брошенная в стремнину ветка. Уже скоро, очень скоро он займет место в адмиральской каюте флагманского линейного корабля и отправится в окутанную таинственным флером страну легенд и несметных богатств, еще более баснословных, чем сами легенды. Он потягается и с Цезарем, и с Александром Македонским и впишет свое имя в сонм величайших. Он победит, непременно победит! И все же слова Рейнара не шли из его головы: чего стоят эти победы, кому и для чего они нужны? Конечно, если отбросить воинскую славу, почести, триумфы…