Получая централизованный паек, часть очков теряешь, часть снимают, предоставляя постоянный дом, разве что ты ухитришься возвести его самостоятельно, от стадии рубки деревьев до самого последнего удара молотка. В конце месяца остаток очков можно было обменять на куски железа, а уже на них приобрести дополнительную еду либо вещи, привезенные Олегом из южных стран. Кроме того, не возбранялось сходить к Кругову: раз в две недели там действовала ярмарка, на которую собирался народ со всей округи, принося то, кто чем богат. Железо брали очень охотно.

Система была не слишком эффективной и в голодный период почти не работала, однако кое-как регулировала жизнь общины. Без нее все основывалось на простой принудиловке. Да и с ней хватало жестких решений – те из людей, кто, лодырничая, не отрабатывал свою пайку, из поселка изгонялись. Многие считали себя обделенными, крича, что их труд низко оплачивается, другие сетовали на наказания за провинности, из-за чего лишались очков. Понятно было, что долго такое положение вещей не продлится. Пока что противоречия приглушались опасностями и неустроенностью, но бесконечно подобная помесь военного коммунизма с социализмом действовать не сможет, это понимали многие.

В общем, врагов Добрыня завел немало, но ничуть не волновался и упрямо совершенствовал свою систему, что нравилось далеко не всем. Любителей рассуждать об устройстве общества на Руси всегда хватало, так что идею вождя критиковали на каждом углу. Однако Олега в эти свары не втягивали – это был первый раз.

– Я не говорю о том, что надо скинуть Добрыню, – поспешно произнес Руслан. – Но, с другой стороны, на него слишком много навалилось. Почему бы не создать совет из нескольких наиболее грамотных и уважаемых мужиков?

– Так ведь подобное уже есть, – удивился Олег. – Раз в неделю собирается большое совещание, на нем присутствуют от десяти до двадцати человек. Кроме того, почти ежедневно проводятся текущие планерки, где обсуждают сиюминутные проблемы. А по особо важным вопросам вообще общий сбор трубят, как тогда, перед переселением.

– Да, но все это стихийно. Добрыня приглашает на эти совещания кого захочет, никакого порядка при этом нет.

– Бред! – отмахнулся Олег. – Туда может прийти любой человек, у которого есть что сказать, а руководители производственных объектов являются в обязательном порядке. Вон Алик там постоянно сидит как главный кузнец. Так что, по-моему, как раз все нормально. Чем должен заниматься этот твой совет?

– Ну-у… Обсуждением долгосрочных вопросов, вынесением по ним своих мнений, обязательных для исполнения. Добрыня не будет слепо тыкаться при появлении новых проблем, мы сообща определим самый эффективный метод их решения.

– Понятно, – усмехнулся Олег. – Что-то вроде сборища болтунов, которые ни за что не отвечают, но при этом власти у них столько, что могут приказать вождю. Позиция удобная: ведь можно трубить о своих задумках, призванных улучшить нашу жизнь, и не думать о реальности их исполнения. Зачем? Ведь есть Добрыня, вот пусть хоть расшибется, но сделает, в противном случае можно его обвинить в игнорировании интересов жителей. В таком совете я не вижу ни малейшего смысла. Сам Добрыня сейчас практически ничего не придумывает. Он слушает наши мнения, видит проблемы и принимает оптимальные, по его мнению, решения. Если кто с ними не согласен, то спокойно может оспорить. Избран вождь всеобщим голосованием, своей властью не злоупотребляет, люди им довольны. Громоздить бюрократический аппарат, существующий исключительно сам для себя, смысла нет. Руслан, с тобой мне все понятно: на Земле ты был госчиновником среднего пошиба, одним из винтиков бюрократической машины и никак не свыкнешься с мыслью, что все это осталось в прошлом. Но от тебя, Алик, таких разговоров не ждал. Ну зачем тебе звание члена совета почтеннейших старейшин Бананового острова? А?

Кузнец оторвался от созерцания кусков исписанной коры, неловко заерзал на месте:

– Да мне ничего и не надо. Просто Добрыня слишком много на себя берет.

– Ну так скажи ему прямо в лицо, а не шушукайся по углам. До этого момента ты вызывал у меня гораздо большее уважение. Возьми и поставь вопрос ребром на первом же совещании или даже на планерке.

– Да ну его, – отмахнулся кузнец. – Пусть что угодно творит, лишь бы мне палки в колеса не ставил. Мы целую зиму с кузней корячились, а потом пришлось все бросить в один день.

– Но ты же сам понимаешь, что здесь работать будет лучше, появляются новые возможности.

– Да я теперь и не спорю. Просто как-то не задумывался до сих пор…

– Отец Николай, а вы? Вам этот совет нужен не больше, чем в миске дырка. Не сомневайтесь, там будут одни атеисты, разве что с собой удастся протащить кого-нибудь из верующих, но все равно особой роли это не сыграет.

Священник, до этого момента не проронивший ни слова, вздохнул:

– Да понимаю я. Только некрасиво это. Есть у нас верующие, и немало, но даже часовенку не дают построить. Понятно, не хватает людей, но ведь я много и не просил. Верующие согласны работать в личное время, по вечерам, только разрешение надо. Мы часовенку за неделю-другую поставим, не в ущерб остальным.

– Без ущерба не получится, – возразил Олег. – Люди работают по четырнадцать – шестнадцать часов в сутки, а потом им придется еще час-другой вкалывать на возведении часовни. После таких нагрузок работники из них никудышные, и на ответственное дело не поставишь: задремлют на стене – да и грохнутся вниз. Вот и пойдут травмы да смерти. К чему спешка? Вера – это не здания церквей, истинно верующий не имеет ничего против, если служба проходит под открытым небом. Первые христиане вообще в катакомбах свои ритуалы проводили. А когда покончим с этой спешкой, то не часовню, а здоровенный храм соорудим. Не сомневайтесь, обязательно сделаем. Дело даже не в религии – это определенный символ благополучия и напоминание о нашем происхождении. Сами знаете, ведь на ваши службы ходят не только верующие. По сути, у нас и ходить-то некуда: театры и рестораны остались на Земле.

Дверь распахнулась, на пороге выросла Аня. С удивлением осмотрев собравшуюся компанию, она вопросительно уставилась на Олега. Тот невозмутимо произнес:

– Вот и хозяйка пожаловала. Проходи, чего встала?

– Я вам не помешаю? – уточнила Аня.

– Не помешаешь, – заявил отец Николай, поднимаясь. – Мы уже уходим.

Руслан, бросив на Олега разочарованно-осуждающий взгляд, первым прошел на улицу, едва протиснувшись в дверной проем. За ним поспешил священник. Алик, неловко переминаясь, попросил:

– Ты не покажешь мне чертежи, когда закончишь?

– Обязательно. Без тебя я вообще не закончу: многое придется уточнить, и на местности мы с тобой глянем.

Обрадованный кузнец выскочил, позабыв захлопнуть за собой дверь.

– Все будто пещерные, – недовольно прикрикнула Аня ему вслед и, прикрыв вход в жилище, сообщила: – Сегодня меня первый раз попытался комар укусить.

– Выбрал самую вкусную добычу, – улыбнулся Олег.