Карен терпеливо слушает не слишком мелодичное представление, принимает охапку желтых роз и объятия подруги.

— Спасибо, милая. Сегодня всего один стишок? Нет-нет, вполне достаточно! — быстро добавляет она.

— Неблагодарная. Привет, сокровище мое!

Последние слова адресованы коту, который не спеша вышел вслед за Карен на крыльцо и трется о резиновые сапоги Марике. Она подхватывает тяжелые сумки и впереди Карен шествует на кухню.

— Прямо из печи, — говорит она, вытаскивая три больших буханки хлеба на закваске. — Во всяком случае, выпечены нынче утром, по словам продавца. И вот это тоже прямо из печи.

Марике осторожно ставит на стол вторую сумку и вытаскивает большое керамическое блюдо, голубое с зеленым. Краски перетекают одна в другую, как бы несколькими слоями, толстая глазурь создает ощущение трехмерной глубины, словно заглядываешь в мелководный морской залив.

У Карен нет слов. Она молча обнимает Марике и долго не отпускает.

— Ну-ну, хватит. Вино у тебя найдется?

Через полтора часа Карен Эйкен Хорнби стоит в лодочном сарае, созерцая преображение. Необдуманного слова насчет лодочных сараев, переоборудованных в дополнительные помещения, оказалось достаточно, чтобы Марике немедля взялась за дело. Звонок Коре и Эйрику, которые как раз садились в машину и, безусловно, могли заехать в мастерскую. Быстрый обход дома и визит в сарай. Сама Карен тем временем порубила и поджарила лук, чеснок и морковь, подлила вина и сливок, а в конце концов расплавила большой кусок овечьего сыра. Потом почистила яблоки и запекла их в сливочном масле с сахаром, достала из холодильника слоеное тесто, выстлала противень бумагой, а Марике, уже вместе с Коре и Эйриком, оттащила к морю две старые двери, четверо козел и две старые простыни.

Благодаря удлинителю, который змеей протянулся от заземленной розетки в садовом домике наискось через дорожку до лодочного сарая и обогревателя, температура там поднялась по меньшей мере градусов на десять.

Длинный стол устроили вдоль длинной стены; танцев импровизированная столешница, пожалуй, не выдержит, а тем, кто будет сидеть спиной к огромному дубу, придется соблюдать осторожность, чтобы не плюхнуться в воду. Но при свете множества стеариновых свечей и фонариков, какие они сумели тут разыскать, не видны ни остроги, ни лопаты, ни вилы, ни рваные сети, ни желтые дождевики, ни старая ржавая железная койка из двух частей, которую ее отец когда-то затащил сюда, потому что жена сказала, что в дом она попадет только через ее труп.

На садовых стульях, на кухонных стульях и лавке, которая с недавних пор стояла в сарае, лежат свернутые пледы. Стол накрыт двумя белыми простынями, и кто-то — Карен подозревает, что Эйрик, — соорудил из сетки для курятника, из можжевельника и рябиновых ягод, уцелевших после налета свиристелей, столовый декор, вьющийся среди тарелок и бокалов. — С годовщиной! — Коре улыбается, прочитав на ее лице удивление. — Не так уж глупо дружить с парочкой энергичных геев и маньячкой-датчанкой, а?

Спустя несколько часов компания пребывает в сытом и уютном подпитии. Вот такие вечера надо запоминать, думает Карен, обводя взглядом всех и каждого за столом. Рядом с ней сидит Коре, он наклонился к Марике, и оба судачат о чем-то, что вызывает у них взрывы громкого смеха. Коре не иначе как выболтал какую-нибудь нескромную подробность вчерашней записи в студии “КГБ-Продакшнз”, которой он владеет на паях с двумя шведами и которая, по непонятной Карен причине, невероятно популярна у артистов со всей Европы. Пока Марике разговаривает с Коре, можно особо не опасаться, что она затеет конфликт с Бу.

Турбьёрн и Бу в самом деле, как говорится, нашли друг друга, кузен внимательно рассматривает что-то, что Бу чертит вилкой на скатерти. Турбьёрн заинтересованно кивает, тянется за бутылкой вина, наполняет их бокалы. На другом конце стола Эйрик с серьезным видом что-то обсуждает с Эйлин, которая выглядит озабоченной и рассеянно крошит ломтик хлеба. Она единственная нынче вечером абсолютно трезва, оттого-то и выглядит так серьезно, ведь сегодня ей, разумеется, предстоит сесть за руль. Или, может, все дело в том, что муж у нее хреновый, думает Карен. Хорошо хоть сегодня Бу не проявляет несдержанности и пока что не отпустил ни одного пренебрежительного комментария по адресу жены.

Астрид не приехала; будем надеяться, что она у сестры, а не торчит в баре гостиницы “Риваль”, думает Карен и встает: надо убрать со стола. Потом она сварит кофе и подогреет яблочный пирог.

— Сиди! — Коре опять усаживает ее на стул.

Она оборачивается к Веронике, которая молча наблюдает за остальными. По всей видимости, ей тоже выпала роль шофера, она лишь чуточку пригубливает вино. На полицейскую проверку Турбьёрн и Вероника определенно не нарвутся, для них самый быстрый путь домой — узкая дорога через Лангевикскую гряду, а там последние три десятка лет ни один полицейский патруль не появлялся, но Вероника заседает в парламентской комиссии по здравоохранению и рисковать никак не может. Встретившись взглядом с Карен, она приподнимает бокал:

— Твое здоровье, Карен, до по-настоящему круглой даты всего год остался! Как бежит время. Мне уже страшно, хотя пока что год-другой есть в запасе.

— Н-да, на будущий год мне только и остается, что в омут с головой, — криво улыбается Карен и отпивает два больших глотка вина. — Как дела в парламенте, есть подвижки с новыми гарантиями социального обеспечения?

Еще не договорив, она жалеет, что спросила. Предвыборные обещания Прогрессивной партии предоставить место в интернатах всем, кому за восемьдесят, бесплатное лечение у стоматолога всем моложе восемнадцати, а также место в наркологической клинике и гарантированное жилье всем, кто согласен подписать так называемый договор о свободе от наркотиков, разумеется, обеспечили им голоса, необходимые, чтобы разделить власть с либералами, но тем труднее их сдержать. После образования правительства прошло уже два года, а газеты все еще полнятся сообщениями о стариках, которым отказывают в местах в интернате, а число наркоманов, готовых принять договорные условия реабилитации, крайне невелико. Вдобавок, судя по утренним новостям, статистика свидетельствует, что развитие идет не в том направлении.

Вероника Бреннер отвечает как политик, с улыбкой:

— Спасибо, думаю, родители наших тинейджеров рады, что им не нужно оплачивать высокие счета стоматологов.

Вероятно, думает Карен. Газеты писали, что рекомендации стоматологов выправить прикус прямо-таки хлынули лавиной. Скоро каждый кривой зуб на Доггерландских островах будет искоренен. Жаль только, на две более достойные внимания реформы денег не нашлось.

Вслух она говорит:

— Да, пожалуй, требуется еще немного времени.

— Кстати, о времени, — говорит Вероника, — как там ваше расследование? Неужели до сих пор топчетесь на месте? — Не дожидаясь ответа, она продолжает: — Я слыхала, Юнас Смеед в понедельник выходит на работу. Радуешься небось?