зубы её тоже предупредили заранее: попытается прогрызть полотно шатра — следующую ночь в колпаке спать будет. Тарра всё равно попыталась — нет, впустую. Ведь это даже не дерюга была, ахорошо выделанные волчьи шкуры, мехом внутрь. Только потом от волос еле-еле отплевалась.

Зато утром языку волю она дала. Да, туши дисторгов почтение внушали, но она кричала про «кошек»! Кричала, что они с Лексом хакарид размером с пять повозок без единой царапины ухайдокали, а эти «воины» с мурлыками справились еле-еле. Да что с них взять — они на одну её вдесятером выходили! Эй, а после ночного сегодня поноса ни у кого не было⁈

Ей какой-то не особо чистой тряпкой заткнули рот. А Корттег потом во время движения предупредил: «Не пытайся их спровоцировать — верховного хана слишком боятся, тебя не тронут, не убьют. Да и, случись что, у круга возрождения в Диверхауне установлено дежурство. Тебя опять возьмут. Но следующий транспорт будет менее почтителен. И хоть я сразу последую за тобой, но помочь сильно не смогу.»

Плевала она на его предупреждения! Им приходилось затыкать ей рот едва ли не на каждом привале. Потом придумали — кормить её стали поодаль от остальных, она попыталась орать, но только горло сорвала. Мерзкий Корттег по тому поводу весь излыбился. Достать его у неё ни разу не получилось. Непробиваемый. Ни в каком смысле. Ведь он её даже не вожделел!

Когда останавливались на ночь командир отряда на этот раз подозвал шамана, ещё подозвал орка, который хоть как-то того понимал (да всё равно — разговор у них больше на жестах шёл), и гоблин, кажется, отряд успокоил. И вправду, ночь прошла тихо.

А вскоре после рассвета начались болота. Увидев, куда они направились, гоблин опять сильно занервничал, даже попытался отговорить командира, но тот только резко мотнул головой. Тарре сразу стало понятно, что с маршрута отряд не свернуть. Как ни странно, гоблин это понял почти одновременно с нею и скривился так, что уж почти и на человекообразного походить перестал. И от командира отстал. Но… Да уж…Когда идти надо было не по сухой земле, там, где всем (включая её) было по бёдра, у того только голова с трехэтажной шапкой над водой торчала, да ручки потешно дёргались.

«По самому краю болот идём, лишь в одном месте заток плотно пересекать будем, — просветил её Корттег. — Иначе крюк в дневной переход пришлось бы делать.Должны проскочить. Ольбрыги здесь довольно редко встречаются. И почти всегда — поодиночке. А мы, в случае чего, и сквозь десяток пробьёмся. Тебя мощный отряд сопровождает, — а потом хмыкнул: — К тому же в этих головоногах крупные стразы встречаются.»

Кто такие ольбрыги, она не знала, спрашивать не стала. Она его, вообще, вопросами или просьбами не баловала. А когда говорил он, внимания какого-либо не уделяла тоже. К примеру, сейчас — специально ускорилась, и ему пришлось всё это бормотать ей в спину. Но он… Непробиваемый!

Да и ей, связанной, не всё ли равно, кто такие эти самые «ольбрыги», и сколько карат в их стразах⁈

Перед затоком они вышли на твёрдое место и устроили привал. Шаман достал бубен и запрыгал вокруг взбухшего узла корней, уцелевшего на нём, огромного древа.

Командир смолчал, просто отошёл подальше. Очутился неподалёку от Тарры.Она прочитала его: орк не хотел слушать, что скажет по результатам камлания гоблин. И отошёл он не подальше от него — что тому несколько лишних шагов крохотного островка! — а поближе к ней. Она весь этот путь при малейшей возможности старалась чем-нибудь мерзкого карлика достать, чаще получалось ногой, и он её уже сильно боялся. Не помогло — гоблин всё равно подошёл.

Но она сидела, шаман расположился так, чтобы между ею и им оказалось трое орков (Корттег, усмехнувшись, даже пересел ради этого, а ещё имелся «переводчик»), и ей осталось разве что время от времени резко дёргаться и скалиться, видя, как мелкий гад при этом дёргается тоже.

Зато разговор она услышала: «Болото неспокойно.» — «Оно спокойным не бывает.» — «Сейчас болото вспугнуто. Чужие.» — «Мы, что ли?» — «Не знаю. Опасно. Надо ждать.» — «Сколько?» — «До завтра.» — «Нет, здесь идти два часа всего. А поспешим — в полтора уложимся.» — «Я не смогу спешить.» — «Тебе помогут.»

Ему и в самом деле помогли — взяли на закорки. А к ней обратился её персональный страж: «Ты всё слышала. Не тормози нас. Ольбрыги заглатывают жертв живьём. Тебе такая смерть не понравится. Головоноги это о шести щупальцах, если ты не знаешь. В детстве тебе про таких не рассказывали?»

Рассказывали. Эта страшилка по всем стойбищам ходила. Только называли их по-другому. В каждом становище по-своему. И, сидя ночью у костров, ими друг друга пугала детвора. А лично над нею едва ли не младенчества ещё и тётя Кратта постаралась, чтобы хоть как-то приструнить проказницу, описывая, как в шатёр к непослушным девочкам бесшумно проникает многоногое голокожее чудовище, как захлёстывает длинным щупальцем детское горло, как облепляет мокрой кожей маленькое тело, как начинает выделять желудочный сок…

Тормозить отряд на этом участке Тарра не пыталась. Но это не помогло.

Через час, вот на этом островке, командир подбодрил всех: «Хорошо идём! Версты две всего осталось. Десять минут передохнём. И в полчаса уложимся!»

Передохнуть требовалось, рассекать воду едва ли не по грудь, по слою ила в вершок, ожидая что при любом шаге может обнажится трясина… Выматывает это дело… Вышли на более-менее твёрдую и хоть чуть сухую почву и все сразу опустились на задницы… Только мерзкий гоблин, которого во время движения перекидывали от одного воина другому, бодро забегал, восстанавливая кровообращение в затёкших членах. И вдруг остановился. И замер. А потом только вскинул свою костлявую ручонку, указывая в глубь болот. И все без переводчика поняли два произнесённых им слова:

— Там! Идут!

Нет, паники не возникло. У неё был мощный отряд сопровождения. Командир, правда, уточнил:

— Если сразу рвануть, может, успеем уйти?

— Нет, — потряс головой шаман.

— Значит, встретим здесь.

Вот и встретили. Только это оказались не одиночки. И даже не десяток. Щупалец выплёскивалось — море невливанное.

— Их что — тысячи⁈ — не выдержала девушка.

— Нет, высокая, — вспомнил вдруг об этикете отдавший. — Несколько сотен, не более.

— Дай мне нож!

— Нет, в последний момент я убью тебя сам.

— Я тебя услышала.

— Да.

И, вот, первое