Глаза девочки с укором смотрели на него. Мальчик отшвырнул испачканную деревянную лошадку и, споткнувшись о торчащий из земли корень, перескочил через трухлявый ствол поваленного дерева.

— Алик! — позвала Лена. — Вернись, Алик!

Но мальчик не остановился.

Он знал, что, если даже девочка пустится вдогонку, он легко сможет от нее оторваться. Глотая слезы, мальчик подумал, что он ловок, как и любое другое лесное создание. Подобно лису, ворону или оленю, он может нырнуть в чащу и навсегда исчезнуть.

Лена — чужачка в этом мире бескрайних лесов.

У пряничного домика костер уже погас. Оглядевшись, мальчик не увидел свежего следа, оставленного дедом. У него было еще достаточно времени, чтобы разжечь огонь, прежде чем старик вернется в лагерь со своей добычей. Собрав сучья, мальчик сложил из них шалашик и принялся шепотом «оживлять» угли. Сегодня это давалось ему тяжелее, чем когда-либо прежде.

Должно быть, причиной всему были дрожащие руки, колотящееся в груди сердце и тяжелое дыхание, которое и не собиралось успокаиваться. Алик… Он позабыл о том времени, когда его так звали. Сейчас это имя казалось совсем неподходящим. Тот, кто его носил, одевался в настоящую одежду, принимал ванну и мыл голову мылом. Алик знал все о картофельных чипсах, подушках, шербете и днях рождения.

Повинуясь ничем не оправданному душевному порыву, мальчик полез в пряничный домик, где на его «постели» лежала свернутая валиком алая куртка Лены. Дрожащими руками он поднес подарок к пламени костра. Материя разгоралась медленно, но, когда ткань все же вспыхнула, пламя забушевало с неистовством. Мальчик смотрел, как по куртке расползаются огненные змеи. Забравшись на рукава, пламя перебросилось на плечи и капюшон.

Если Лена проболтается, его будут искать. Если его поймают, то заберут от деда. Старику будет очень одиноко среди дикого леса. Он станет жить, словно животное, и умрет этой зимой, или следующей, или через сотню лет. Деревья высосут из него жизнь и напоят ею свои ветви, такие же хрупкие, как и дед, который бродит сейчас где-то в лесу. И тогда мальчик точно будет знать, что обещание нарушено. Если мама все еще здесь, если она живет в деревьях, ожидая прихода лета, она тоже это узнает.

От куртки повалил дым. Запах был едким, неприятным, куда хуже горящей древесины. Мальчик подумал: «Если она расскажет, они обязательно придут сюда. Если она расскажет, они придут и заберут меня».

Может быть, Лена не врет. Может быть, она и впрямь считает себя его другом. Друг… Еще одно слово из прошлого. Алик… Новогодний праздник… Пятница… Он все вспомнил, возможно, и дружба к нему вернется.

Куртка сгорела, а вслед за ней стихло буйство огня. Послышался знакомый скрип снега. Птицы на ветках испуганно вспорхнули. Из мрака возник силуэт старика.

— Ты позволил огню угаснуть.

— Дрова обледенели, деда.

— Надо было их хорошенько просушить в дыму.

— Я знаю.

— Давай лучше я…

Старик склонился над костром. Пара заклинаний, и языки пламени весело заплясали в кострище. Когда-то дед говорил, что к разжиганию огня магия не имеет никакого отношения. Сегодня ночью мальчик задался вопросом, не лгал ли ему старик все это время.

— Ты ходил к девчонке, — усевшись напротив внука, заявил старик.

— Нет, не ходил.

— От тебя пахнет ею.

Мысли мальчика путались. «Деда, она знает… Деда, они меня помнят! И Юра, и учитель Навицкий… Хотя и чужие».

Он приоткрыл рот и неожиданно для себя сказал:

— Я думал, что смогу найти какие-нибудь объедки.

— Не собирай объедки, — проворчал дед. — Мы — волки, а не лисы.

— Ладно, деда.

— Ты просил?

— Что?

— Просил ее прийти?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Не торопи меня, деда.

Старик скривил покрытый коркой, кривой рот и передразнил его:

— Не торопи меня, деда.

— Она боится леса.

— Возьми ее за руку и приведи ко мне. Я так ее напугаю, что она и словом о нас не обмолвится.

— Она хорошая девочка, деда.

— Хорошие девочки любят потрепать языком.

Мальчик не сдержался:

— Не все, деда! Она не из таких! Она очень несчастна, деда. Она об этом прямо не говорит, но я-то чувствую. Ей нужен друг. Это все, что ей нужно.

Они поставили котел на огонь и отправили туда дневную добычу, какую-то требуху и все такое прочее.

— Деда, ты знаешь, что скоро Рождество? — отважился спросить мальчик.

— Рождество… — повторил за ним старик.

— Как мы его отпразднуем? — дрожа, спросил мальчик.

До самого утра дед не произнес больше ни слова.

* * *

Мальчик проснулся еще до рассвета. Дед спал. На полянке перед шалашом за ночь побывали лисы с лисятами, перевернули котелок в погасший костер. Дед или вообще не просыпался, или проснулся и просто наблюдал за ними. Лисы его не испугались. Для них он стал чем-то сродни лесу, снегу и льду.

Мальчик разворошил уголья, прежде чем уйти. Какие бы страшные истории старик ни рассказывал, он все равно остается его дедом, и никто не освобождал мальчика от данного маме обещания.

К тому времени, как мальчик добрался до бабушкиного дома, сквозь нависшие снежные тучи пробился слабый утренний свет. Прошло совсем мало времени, и девочка выглянула из окна. Вскоре она спустилась вниз и взмахом руки подозвала мальчика.

— Лена, мне следовало раньше все тебе рассказать…

Извинения, кажется, оставили девочку безучастной.

— Но прежде тебя надо хорошенько отмыть, — негромко сказала она.

— Как?

— Родители ни за что не поверят, что ты мой одноклассник, если ты будешь выглядеть так, словно питаешься грязью.

— Но…

Лена сказала, что, конечно, его можно обтереть снегом (нечто подобное она видела по телевизору), но мыло — куда лучше. Для этого ей придется незаметно протащить Алика в дом. Это оказалось вполне реальным. В субботу утром ее родители любили понежиться в постели, и Лене, какие бы странные звуки она ни услышала из леса, не разрешалось стучаться в дверь их спальни.

В кухне Лена схватила висящее у раковины маленькое полотенце, намочила его, выкрутила и прижала к лицу мальчика. Как приятно! Но Лена слишком уж энергично все делала, так что Алику пришлось отступить на шаг. Только непреклонный взгляд девочки заставил его подчиниться. А она все терла и терла, пока полотенце не стало черно-желто-коричневым.

— Видишь? — произнесла Лена таким тоном, словно предоставляла суду доказательство вины подсудимого. — Если тебя хорошенько оттереть, Алик, ты вполне ничего. Если бы у тебя была заботливая мама…