поселениях. Государство предлагало жителям Кольского севера более высокие зарплаты и пенсии, льготы, длительные отпуска, более качественное жилье и особый доступ к товарам потребления927.

Как показывают некоторые исследователи, переселенцы со временем укоренились в Мурманской области. Работники промышленного сектора имели лучшее снабжение продуктами питания, чем жители других регионов, но также переезжали на Кольский полуостров из‐за лучших возможностей для проведения досуга. Некоторые выражали свою любовь к северной природе, называя ее причиной, по которой они решили остаться там на постоянное жительство928. Одна жительница Ковдора, переселившаяся туда в советские годы, рассказывала исследовательнице Алле Болотовой о том, как изменилась ее картина мира после переезда. Поначалу она все время просила своего супруга вернуться домой, но время шло, и они остались на Севере. Теперь она полюбила это место и его природу929.

В городе Полярные Зори архитекторы еще более тонко воплотили представление о городской гармонии, чем в других северных городах. Хотя Полярные Зори не были официально городом закрытого типа, в нем проживали работники, обслуживавшие реактор Кольской АЭС. Советская власть делала ставку на обеспечение жителей коммунальными благами, призывая специалистов переселяться туда. Волков так описывал город в начале 1980‐х годов: «Для энергетиков атомной станции построен современный благоустроенный поселок городского типа. В наших Полярных Зорях есть полный комплекс предприятий торговли, учреждения культуры, просвещения, здравоохранения, спортивные сооружения»930.

В то же время атомная энергия, включая саму Кольскую АЭС, была источником своего рода медленного насилия. Как пишет экологический историк Роб Никсон, медленное насилие – это «насилие, которое происходит постепенно, насилие отложенного разрушения, которое проникает через время и пространство, насилие, не похожее на насилие совсем»931. Многочисленные экологические проблемы, вызванные исчерпанием водных ресурсов и невидимым атомным загрязнением, представляли собой формы медленного насилия, легшие нагрузкой на несчастных людей.

На Кольском полуострове медленное насилие отчасти происходило через невидимые угрозы и отпечатки, накладывавшиеся использованием радиации на жизнь человека в экосистеме тундры и тайги. В одном из самых вопиющих случаев горные инженеры «Апатита» проводили тайные подземные ядерные взрывы для измельчения огромных кусков руды в Хибинских горах. Взрывы «Днепр-1» и «Днепр-2» на руднике «Куэльпорр» в 1972 и 1984 годах произвели выбросы радиации, невидимой, но опасной932. Более систематическими были массовые выбросы Северным флотом и Мурманским пароходством радиоактивных отходов и отработанного ядерного топлива в Баренцевом и Карском морях Северного Ледовитого океана. Сбросы начались в конце 1950‐х годов и с годами лишь увеличивались вплоть до распада СССР, несмотря на межгосударственные соглашения и публичные заверения в обратном933.

КРИЗИСЫ И БУДУЩЕЕ

Кризисные годы стали временем потрясений для Кольской атомной экономики и энергетического сектора в целом. Как ископаемые виды топлива, так и ядерные материалы по-своему мешали позднесоветскому проекту модерности, в том числе ставя под вопрос статус Севера как пригодного для жизни места. Более экологичные, как считалось, процессы получения энергии привели к новым и часто недооцененным экологическим проблемам: побочные эффекты и скрытое от глаз медленное загрязнение позволили материальному миру нанести удар по советскому гиганту.

Баланс потребления углеродных видов топлива в регионе к 1970‐м годам уже начал меняться. Древесина и опилки все больше уходили на второй план, к началу ввода Кольской АЭС составляя 5% всего используемого топлива934. Можно предположить, что сокращение потребления древесины позволило восстановить лесной покров полуострова935. В целом по стране снизилось потребление древесины не только в пропорции, но и в объемах с середины 1960‐х годов; оно упало с 33,5 млн тонн древесины в 1965 году до 26,6 млн тонн в 1971 году936. Этот сдвиг, однако, совпадал с периодом, когда кольские предприятия фактически уничтожили растительность вокруг.

Похожей была история с использованием ископаемого топлива на Кольском Севере. В 1960‐е годы экономика все еще была зависима от угля, санинспекторы и руководители предприятий считали, что централизованное городское отопление и горячее водоснабжение было более эффективным и менее экологичным, нежели снабжение через несколько отдельных котельных. Как писал один аналитик «Североникеля», было важно принять меры, чтобы «осуществить централизованное теплоснабжение города и ликвидировать часть районных котельных», благодаря чему «высвобождается 120 человек обслуживающего персонала, достигается экономия топлива (10–12%) и уменьшается загрязнение города дымовыми газами»937. Санинспекторы Мурманской области также считали, что сокращение количества городских котельных было необходимо для улучшения качества воздуха в городе938. Ирония заключалась в том, что позже на централизованное теплоснабжение обрушилась критика как на очень неэкологичную практику. Поскольку пар транспортировался по трубам через весь город, энергопотери были большими и требовали сжигания дополнительного топлива для производства такого же количества тепла939.

Нефтяной бум в СССР также способствовал резкому отходу от угля как основного источника тепловой энергии. В 1960‐е годы теплоэлектростанции в Мурманске и за пределами Кировска, а также тепловые пункты на предприятиях почти полностью работали на угле и коксе. Однако в течение этого десятилетия советское нефтяное производство увеличилось более чем в два раза и в 1970‐е годы снова возросло (в итоге СССР стал мировым лидером в производстве нефти, добывая в 1980‐е годы более 600 миллионов тонн сырой нефти), вследствие чего руководители промышленности все меньше поддерживали использование угля940. «Колэнерго» и отдельные предприятия модернизировали оборудование для использования низкосортной нефти, похожей на мазут. Если уголь поступал на кольские предприятия из Республики Коми и со Шпицбергена, то мазут поступал от перерабатывающих предприятий Киришей и Ярославля. К концу 1973 года в «Печенганикеле» хранилось больше мазута, чем угля (если считать в тоннаже)941. Мурманская теплостанция также стала в середине 1970‐х годов в основном использовать мазут942. Фактически Кировская ГРЭС оставалась главной кольской электростанцией, продолжавшей работать на угле943.

Власти объясняли этот переход от угля к мазуту как событие, важное с природоохранной точки зрения. Типичным в это время было то, что электростанции выпускали большое количество дыма, диоксидов углерода и серы, внося вклад в формирование смога, изменение климата и появление кислотных дождей944. Одна статья, опубликованная в «Правде Севера», писала о том, что качество воздуха в регионе ухудшалось и что концентрация диоксида серы в Мурманске была выше, чем даже в Ленинграде, гораздо более крупном промышленном городе. Она также перечислила некоторые станции, работавшие на угле, которые «ежедневно выбрасывают в воздух в немалых количествах ядовитые и вредные вещества»945. Действительно, в середине 1970‐х годов Кировская ГРЭС вырабатывала каждый день 19,4 тонны золы и 110,3 тонны диоксида серы. В это время управляющие