падал, жители теряли накопления, а субсидии для жителей Севера упразднялись. Приток мигрантов в Мурманскую область прекратился между 1989 и 2006 годами963. Опасная нестабильность Кольского атомного сектора проявилась в череде аварий и предаварийных ситуаций. В 1993 году во время шторма отказал охлаждающий элемент самого старого реактора Кольской АЭС, выведший из строя энергоснабжение станции. Эта авария не только привела к техническому кризису, но и подвергла рабочих негативному влиянию радиоактивных выбросов964. Решение «Колэнерго» прекратить снабжение электричеством флота из‐за долгов, принятое в 1995 году, привело к похожей аварии охлаждающей системы на списанных атомных подводных лодках. Ситуация разрешилась только после того, как вооруженные военные заставили компанию снова подключить электричество965. Протечки контейнеров с отходами в бухте Андреева продолжали загрязнять окружающую территорию очень токсичным цезием-137 и плутонием-239966. Трагичной стала история с одной из подводных лодок флота «Курск», утонувшей в августе 2000 года после взрыва во время тестовых испытаний. Весь экипаж судна погиб967.

С ростом отчаяния и бедности на Кольском Севере росли угрозы, однако международные усилия по созданию более безопасного использования ядерной энергии шли в другом направлении. Норвегия и США выделяли средства для российского правительства, чтобы помочь списать большую часть атомных подводных лодок Северного флота и повысить безопасность Кольской АЭС. Комиссование судов привело к появлению новых ядерных отходов: необходимость решить проблему их безопасного использования привлекала международную поддержку. Несмотря на то что эти проекты в значительной степени позволяли сдержать риски радиоактивного загрязнения, им пришлось столкнуться с большими неудачами968. К примеру, в конце 1990‐х годов российский суд завел дело о шпионаже против Александра Никитина – бывшего военно-морского офицера, обвиненного в работе осведомителем для экологической группы «Беллона». Только после нескольких лет судебных разбирательств и общественного протеста Никитин был оправдан, а обвинение объявлено сфабрикованным969. Вершиной айсберга было то, что многие проекты, считавшиеся приоритетными среди зарубежных экологов, такие как очистка бухты Андреева и закрытие старых блоков Кольской АЭС, откладывались, а иногда и вовсе оставались без внимания российских чиновников970.

Те, кто проживал на Севере в условиях использования атома, часто видели его как ландшафт рисков. Некоторые разделяли тревогу по поводу возможной катастрофы, хотя другие считали ее маловероятной. Большинство, казалось, волновалось о радиационной угрозе и возможности ядерной катастрофы меньше, чем о других экономических, социальных и экологических рисках971. Одна женщина рассказывала политологу Гиру Хённеланду, что она не боится радиации, потому что опасности – выхлопные газы, загрязненную воду – можно найти в любом месте. Более оптимистично настроенный мужчина говорил, что на Севере не было землетрясений, торнадо и цунами. При этом можно научиться жить рядом с атомным флотом и станцией972.

Вскоре, впрочем, проблемой для Арктики стали не землетрясения или радиоактивное загрязнение, но изменение климата, непосредственно влиявшее на энергетическое будущее Кольского полуострова. Оно было связано с геологическим освоением и технологическим прогрессом в области добычи углеводородов, в частности природного газа в Баренцевом море. Сжигание ископаемого топлива на основе углерода в течение двух столетий способствовало потеплению климата в результате парникового эффекта, с одной стороны, и сделало добычу топливных ресурсов в Северном Ледовитом океане более доступной, с другой стороны. Довольно длительное время российская компания «Газпром» продвигала планы развития Штокмановского месторождения в 650 километрах к северу от Мурманска. Потенциальные проекты включали строительство нового оборудования для добычи и транспортировки природного газа около поселка Териберка, прокладку газопровода через полуостров, а также расширение Мурманского порта973. Однако «Газпром» отложил реализацию проекта на неопределенный срок из‐за изменения планов привлечения к реализации проекта международных партнеров974. В то же время другая российская энергетическая компания, «Роснефть», начала разрабатывать Мурманское месторождение, ближе к Мурманскому побережью Кольского полуострова975. Какой бы ни была судьба энергетического комплекса российского северо-запада, ясно одно: российские производители, как и их советские предшественники, никогда не преодолеют влияние окружающей среды, какими бы амбициозными и масштабными ни были их планы.

Глава 7

ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА В СОВЕТСКОЙ ЖИЗНИ

Инна Тартаковская прожила жизнь как советский человек. Родившись в Одессе, когда революция 1905 года до основания сотрясала империю, в 1920‐е годы она оказалась в городе, недавно переименованном в Ленинград. Там она пыталась осуществить свою мечту стать балериной, работая в то же время в банке, где она и встретила своего будущего супруга Василия Кондрикова. В старые времена его староверческое прошлое могло бы не выдержать столкновения с ее еврейским происхождением, однако теперь они жили в атеистическом государстве, поставившем своей задачей социалистические преобразования – проект, в который они оба верили. Карьерные амбиции Тартаковской, однако, рухнули, когда известный большевистский лидер Сергей Киров назначил ее мужа управлять новым промышленным предприятием в Хибинских горах. Она даже прислушалась к совету Кирова и поступила в техническую школу, чтобы помогать своему супругу разбираться в деле добычи фосфатов и их обогащения. В связи со стремительным карьерным ростом Кондрикова в качестве капитана кольской промышленности в 1930‐е годы Тартаковская проводила все больше времени на Севере, работая техническим специалистом, которых так не хватало.

Террор самым неожиданным образом ворвался и разрушил их жизнь. Не только Кондриков был арестован и вскоре расстрелян, но и сама Тартаковская оказалась в ГУЛАГе. Оторванная от своего младшего сына Дмитрия, она отбывала срок в сибирских лагерях, сначала в Томске, а затем на Колыме. Вспомнив свою любовь к танцам, она выступала в тюремном ансамбле. После воссоединения с сыном по окончании войны они жили в Магадане, где она работала в театре. В годы оттепели Тартаковская вернулась в технический институт в Ленинграде и даже совершила несколько поездок на Кольский полуостров. Она также начала записывать свои воспоминания как «ветеран» «Севера» и за несколько лет до своей смерти в 1990 году дала обширные интервью мончегорской газете976.

Выстраивая свои размышления, Тартаковская больше думала о триумфе, чем о травме. Это совпадает с наблюдением историка Полли Джонс о том, что жертвы сталинских репрессий предпочитали рассказывать о своем прошлом как о чем-то банальном и даже праздничном, не погружаясь в анализ мрачных подробностей. Даже в годы перестройки многие советские граждане предпочитали скорее поверхностно вспоминать сталинские годы, чем вскрывать старые раны977. Тем более показательно, что в своих нарочитых реминисценциях Тартаковская уделяла столь важное место природе. «Работа памяти», которой она была готова заниматься по отношению к советскому прошлому, потребовала от нее вспомнить и об отношениях с кольской окружающей средой. И, похоже, она