– Загляните в ломбард к Семеновичу. Жизнь нынче трудная, и люди, уезжая, нередко продают ему довольно дорогие вещи. Ведь вы сказали, что цена вас не смущает.

Николай поблагодарил и заглянул. Семенович, на удивление, оказался славом. Или варягом – как кому приятнее считать. Пожилой, в очках ломбардщик, услышав просьбу волхва, кивнул, вынес из подсобки узкую коробочку, обтянутую синим бархатом.

– Гарнитур – колье и серьги, – объяснил, открыв коробочку. – Очень редкая работа – рубины, изумруды, бриллианты. Из-за границы привезли – у нас таких не делают. Отличный подарок для невесты.

– Я хотел колечко с бриллиантом… – замялся Николай.

– Кольцо подарите на свадьбу, – парировал Семенович. – Невесте лучше гарнитур, тем более, такой. Да вы взгляните!

Николай взглянул и убедился в правоте Семеновича. На плоской и широкой цепочке подвешена маленькая роза. Листочки сделаны из изумрудов, лепестки – рубины, внутри цветка сияют бриллианты. Серьги – такие ж розы, но поменьше. Красивый гарнитур! И дорогой, конечно.

– Семь тысяч экю, – «порадовал» Семенович. – Почти что даром. Не будь в Царицыно войны, просил бы вдвое больше.

Они слегка поторговались, и Николай расстался с деньгами. Бог с ними – заработает. Зато Марина будет рада.

Еще для его задумки требовались розы – в этот раз живые, а не созданные ювелиром. И белые. Где их взять в воющей республике? Наводку, как ни странно, дал Кривицкий.

– Есть у меня знакомый, у него – оранжерея, – сказал майору. – Содержит несмотря на трудности войны, но для себя. Цветами не торгует, но охотно обменяет их на ваш раствор здоровья. Нил Евграфьевич не молод, болеет часто, так что согласится.

Кривицкий оказался прав. Флягу с исцеляющим раствором оранжерейщик принял с благодарностью.

– У меня хроническая пневмония, – объяснил Несвицкому. – Лекарства помогают плохо, да и достать их трудно. Надеюсь, ваш раствор поможет. Когда вам срезать розы?

– Заеду в воскресенье часам к шестнадцати.

– Я их сложу в корзинку, есть у меня красивая, – пообещал оранжерейщик.

Николаю оставалось договориться с персоналом ресторана. Экспромт должен быть подготовлен основательно. Понимание нашел – его здесь тоже знали и пошли навстречу. От денег отказались – даже музыканты.

– Господин майор, – сказал руководитель группы. – Как я могу брать деньги с человека, который притащил от славов упыря, терроризировавшего город? Вам за такое руки нужно целовать!

– А вы откуда знаете? – опешил Николай. Его участие в пленении Яйценюка нигде не освещалось, он сам просил об этом.

– Все знают, – улыбнулся музыкант.

«Ополченцы растрепали, – догадался Николай. – Те самые, с поста у террикона».

– Что ж будем репетировать, – сказал со вздохом. – Нот я не знаю, но мелодию сыграю вам на укулеле. Я взял ее с собой…

И вот они собрались за столом. Принаряженные женщины: Марина, Галя и Наталка; Акчурин и Касаткин-Ростовской, Несвицкий с дедом. Вице-адмирал прибыл в ресторан в отглаженном морском мундире с золотым шитьем и многочисленными орденскими планками. На него подруги волхвов поглядывали с недоумением – к чему здесь эта важная персона? Касаткин-Ростовской с Акчурином держали покер-фейс. Они, конечно, были в курсе, что адмирал работает с Несвицким-младшим – попробуй это скрыть, но, почему тот это делает, не знали, хотя, возможно, и догадывались.

– Мой наставник, Николай Иванович, – представил адмирала женщинам Несвицкий-младший. – Учит меня волхованию.

Расселись, официант подал закуски и шампанское. Открыл, разлил напиток по фужером. Все посмотрели на адмирала. Он старший за столом – по чину, и по званию, ему и слово.

– Не обращайте на меня внимания, – улыбнулся князь. – Я здесь просто гость. Пусть скажет Николай Михайлович.

Несвицкий-младший встал.

– За наши ордена, чтоб были не последними, – он поднял свой бокал. – За победу!

Все чокнулись и выпили. Второй тост произнес Акчурин, третий – Касаткин-Ростовской. Когда все закусили, Николай решил: пора! Он встал.

– Господа! – сказал и сделал знак официанту, застывшему в сторонке. Тот в ответ кивнул и скрылся. – Рад объявить вам новость. Мы с Мариной Авенировной решили пожениться.

– Что, вправду?