– Но как ты мог знать меня уже тогда? – жалобно спросил кровопийца. – Кто вы? Я знаю, ты не человек. И ты не такой, как я. Кто ты?

– Сейчас я твой друг, – отозвался Гремт. – И всегда был твоим другом. Я много веков наблюдал за тобой – и не только за тобой, но и за всеми вами.

Само собой, Арджуна охватили подозрения, но ужас перед содеянным пересиливал их, пересиливая сейчас любые иные соображения. Ободряющий тон Гремта, тепло его рук согревали, успокаивали его.

– Я только и хотел, что спать, – начал Арджун. Хотя английским он владел в совершенстве, в голосе его слышался тот же акцент, что и по сей день нередко звучит в Индии и на Гоа. – Я знал, что когда-нибудь вернусь. Моей возлюбленной, Пандоре, известно, что я здесь. Во время неистовства царицы Акаши я был тут в полной безопасности. Она не нашла меня под домом.

– Понимаю, – кивнул Гремт. – Пандора иногда приходит к тебе.

– Откуда ты знаешь? – поразился Арджун. – О, как бы хотел я этому верить! Она так мне нужна! Но откуда тебе это известно?

Гремт заколебался и жестом предложил Арджуну продолжать.

– Расскажи мне все.

– Десять лет назад я сидел на веранде с Пандорой, мы беседовали. Я был еще очень уставший, не готов присоединиться к ней и ее возлюбленным друзьям. Я сказал ей – мне необходимо припасть к святилищу Земли, к тому, что мы узнаем в земле, ибо все мы чему-то учимся во сне: незримая пуповина связывает нас со всем живым миром.

– Это правда, – подтвердил Гремт.

– Я совершенно не собирался просыпаться так рано.

– Да.

– Но этот Голос. Он заговорил со мной. В смысле, сперва он звучал у меня в голове, казалось – это собственные мои мысли, но во сне они мне не понравились.

– Да.

– А потом этот Голос, он обрел собственный тон и звучание, обратился ко мне по-английски, причем очень резко. Заявил, что, мол, я хочу восстать, я, Арджун, хочу восстать, хочу отправиться в Мумбаи и стереть их всех, молодняк, с лица земли. Мне показалось, что это правда, что все так, я хочу этого! Зачем я послушал его? Я, который никогда не искал ссор со своим племенем, который много веков назад не дрогнул перед Мариусом, но заявил ему – спокойно и от всего сердца, что уступлю ему свою создательницу, если оба они того хотят. Понимаешь? Последний раз я сражался еще когда был смертным принцем. С какой стати мне убивать, изничтожать, испепелять молодых? – Он поторопился сам ответить на собственный же вопрос: – Или даже в самых кротких из нас таится жажда убийства? Стремление изничтожать других разумных существ?

– Возможно, – кивнул Гремт. – Когда ты понял, что на самом деле тебе этого вовсе не хочется?

– Когда все уже происходило, – признался Арджун. – Дома были охвачены пламенем. Вампиры кричали, умоляли меня о милосердии, падали предо мной на колени. И, понимаешь, там ведь была не только молодежь. Иные из них прожили во Крови сотни лет. «Неужели мы пережили Царицу, чтобы теперь погибнуть вот таким образом? – кричали они, протягивая ко мне руки. – Что мы тебе сделали?» Но до меня только тогда начало потихоньку доходить, во что я ввязался. Началась битва – они сражались со мной, пуская в ход собственный Огненный Дар, но я одолел их слабые попытки. Это было… было…

– Приятно.

На глазах у Арджуна выступили слезы стыда. Он кивнул.

– О, убей смертного – и ты украдешь у него жизнь, да, и это немыслимо. Убей вампира – украдешь вечность! Украдешь бессмертие!

Он поник, опустив голову на руки.

– А что случилось в Калькутте?

– Это не я! – встрепенулся Арджун, откидываясь на заскрипевшую под его весом широкую спинку старого кресла, плетенного из ротанга. – Я этого не делал!

– Я тебе верю.

– Но почему, зачем я убил этих детей в Мумбаи?

– Голос тебя нарочно для того и разбудил. То же самое происходит и в других местах. На востоке. В Южной Америке. Я с самого начала подозревал, что Всесожжение осуществляет не один-единственный вампир.

– Но кто он такой, этот Голос? – спросил Арджун.

Гремт притих.

– Пандора идет сюда, – сообщил он.

Арджун поднялся на ноги, чуть не опрокинув просторное кресло, и огляделся по сторонам, силясь пронзить взглядом тьму.

Когда Пандора появилась из-за длинной и плотной бамбуковой изгороди, он схватил ее в объятия. Несколько долгих секунд они так и простояли в обнимку, чуть покачиваясь вперед-назад. Наконец Арджун разомкнул хватку и покрыл лицо возлюбленной поцелуями. Пандора стояла почти неподвижно, не противясь ему, прикрыв глаза и наслаждаясь мигом встречи – тоненькая хрупкая женщина с волнистыми каштановыми волосами, в простом плаще с капюшоном и длинном свободном платье. Бледные белые руки ее гладили волосы Арджуна.

Он взволнованно привел ее на веранду, в полосу света, падавшую из открытой двери бунгало на стол тикового дерева и плетеные кресла.

– Садись, прошу тебя, садись!

Не в силах сдержаться, он снова обнял ее, тихонько всхлипывая у нее на плече.

Пандора нежно нашептывала ему что-то на языке, известном им двоим в те времена, когда она ухаживала за ним и с ним обручилась. Утешала его поцелуями.

Гремт поднялся на ноги – как подобает джентльмену в присутствии дамы. А дама, Пандора, внимательно изучала его, хотя и продолжала обнимать и целовать возлюбленного. Устремив на него пристальный взор, она вслушивалась в биение его сердца, звуки дыхание, рассматривала его кожу, глаза, волосы.

Что же она видела? Высокого голубоглазого мужчину с короткими, чуть вьющимися черными волосами, светлой кожей и лицом, словно бы созданным по образу древнегреческой статуи – мужчину с широкими крепкими плечами и гибкими руками, одетого в простой длинный черный арабский сауб до пят. В иной стране это одеяние могло бы сойти за монашескую рясу. Это тело Гремт совершенствовал уже более четырнадцати веков, и оно обмануло бы любого смертного на этой планете, выдержало бы просвечивание в современном аэропорту. Однако Пандору оно обмануть не могло, она безошибочно чуяла: это не человек.

Открытие потрясло ее до глубины души, но Гремт знал – она уже видела таких, как он. Много раз. Видела могущественные создания, непринужденно расхаживающие в, образно выражаясь, самодельных телах. Она и самого Гремта много раз встречала, хотя не всегда знала, что это он. Когда он увидел ее впервые, тела у него еще не было.

– Я ваш друг, – немедленно произнес он, протягивая ей руку. Однако она не протянула ему руку в ответ.

Арджун утирал слезы старым носовым платком. Потом аккуратно сложил его и убрал обратно в карман.

– Я не хотел этого делать! – панически проговорил он, умоляя Пандору о понимании.

Словно стряхнув с себя чары, Пандора отвела взгляд от Гремта и повернулась к возлюбленному.