– Третье, – возразила Мила. – Это было бы уже третье убийство. Я видела собственными глазами, как она отравила Троянова. Такую же таблетку она собиралась дать и вам. Вы бы тоже умерли глубокой ночью от сердечного приступа. И никакая экспертиза не в состоянии была бы доказать убийства. Как это случилось с Трояновым.

– Ты видела, как Людмилочка убивала Троянова?! – На глаза дядюшки навернулись слезы. – Девочка моя дорогая, Людмилочка! Она же избавила меня от кровного заклятого врага! Многие годы мы охотились друг на друга, жили с оглядкой. У меня не получилось, а она смогла! Вот и не верь после этого в чудеса… – Дядюшка утер платком мокрые глаза и пристально глянул на Люсеньку. – А что делала у Троянова ты? Помогала ему проникнуть в нашу семью и уничтожить ее изнутри?!

– Нет-нет! Это неправда!

– А сама-то ты себе веришь? Не надо лишних слов. Все это уже ни к чему.

– Вы теперь и меня убьете? – Мила чувствовала, как тело сковало от ужаса, она изо всех сил старалась не потерять сознание. – Как тех, троих… Вы сами признались…

– Разве? Ничего такого не помню. Твое счастье, что я нашел Людмилочку и теперь ей ничто не грозит. Но она ничего не помнит! Твоих рук дело? Только не ври мне!

– Это совершенно безвредное народное средство, – заторопилась объяснить Мила. – Ничего более! Специальный отвар, отбирающий память. Он дает не очень здоровой психике отдохнуть, успокаивает и усмиряет. Бабушка и меня так же лечила. А память непременно вернется. Но позже, когда организм к этому будет готов.

– Что ни делается – к лучшему. Значит, у Люд-милочки с Алешей начнется новая счастливая жизнь. Алеша умный. Он обязательно найдет к ней подход.

– Умоляю: не отбирайте у меня Алешу! – Мила расплакалась. – Только не это, пожалуйста!

– Думай лучше о том, как в живых остаться, а не об Алеше. Да и не стоишь ты его. Это же надо: обманывать такого святого человека! А чтобы пустые мечты о нем тебя не беспокоили, отправлю-ка я с тобой в скит монахиню. Это мой человечек по особо важным поручениям. И на ее счету уже много загубленных жизней. Стоит лишь раз упомянуть тебе имя Алексея или проговориться о том, что с тобой случилось, сгинешь безвестно в болоте. Для всех ты – дурочка, лишившаяся памяти и не помнящая даже собственного имени. А вспомнишь – дня не проживешь. Аннушка и за тобой приглядит, и с ребеночком поможет.

– Но я не хочу рожать в тайге! Это же невозможно!

– А у тебя есть выход? Не переживай, люди везде живут. А женщины, если хотят, то и в тайге рожают… Хотя один-единственный выход у тебя действительно есть. Если ты и вправду хочешь избавиться от обузы…

– Да вы с ума сошли!

– Не груби мне, девочка! Спасибо скажи, что я не пускаю тебя поплавать с тазиком на босу ногу. Ребеночка своего за это благодари! И всегда довольствуйся тем, что имеешь. Неужели жизнь тебя так ничему и не научила?

– Спасибо!.. Я прошу вас! – разрыдалась снова Мила. – Я вас умоляю: можно мне остаться! Я уеду в другой город, и больше вы обо мне никогда не услышите. Я не стану даже думать об Алеше.

– А если твое звездное желание снова стать Милой Миланской вернется? Думаю, рисковать не стоит. Так что выбирай: тайга или смерть!

Убийственная реальность вдруг превращается в разгоряченное воображение. Нет, этого просто не может быть! Ей все только кажется! Вот сейчас придет Алеша и… Истерика подкрадывается к Миле все ближе, тело сковывает от напряжения, живот словно каменеет. Окружающее видится как страшный сон, ведь разум не в состоянии принять действительность без завоеванных с таким трудом ценностей – Алеши и их Малой Церкви, именуемой семьей.

– Он ни за что не признает в вашей Людмилочке меня!

– Полюбил тебя, стерву, полюбит и ее.

– Он не поверит, что я снова впала в беспамятство!

– Ему ничего другого не останется, ведь Люмилочка «потеряет» ребенка. Даже еще больше станет любить ее и лелеять. А там, глядишь, и сама забеременеет от него, своего мужа.

В палату заглядывает Николаев:

– У меня все готово. – Дядюшка только кивает. – Заходим, ребятки, заходим, – распоряжается Николаев, запуская в палату санитаров.

Люсеньке хочется закричать, но спазм парализует горло, поэтому она только хрипит, с обреченностью наблюдая, как ей делают укол, залепляют рот чем-то клейким и надевают смирительную рубашку, намертво фиксируя руки и ноги.

– Так не забудь, о чем мы договорились… – Последнее, что она слышит, прежде чем провалиться в небытие.

Тучи затянули небо густым серым пологом, обложив горизонт и спрятав солнце, приглушив все звуки и оставив лишь сухой шум частого мелкого шелеста падающих на листву крупных капель. Кажется, что природа наполнилась враждебностью и опасностью. Яркая молния на мгновение высветила небосвод, грянули оглушительные раскаты грома, и на землю хлынули бурные потоки проливного дождя, который довольно скоро закончился. Впрочем, как ему и полагается летом.

Солнце, то скрываясь за быстро растворяющимися на глазах тучами, то робко упираясь длинными лучами в верхушки сосен, внезапно брызнуло золотым всеобъемлющим сиянием на бескрайние просторы великой и суровой тайги, полной птиц и зверья.

Каких только жутких историй ни рассказывают про тайгу: и про коварную рысь, кидающуюся неожиданно с дерева на путника, и про голодную стаю волков, окружившую его и готовую разорвать на части, и про гигантского медведя, вздыбившегося на задние лапы и ревущего так, что кровь стынет в жилах.

И тогда у путника, если он, конечно, останется жив, невольно появляются мечущиеся в ужасе и съежившиеся до пылинок… нет не мысли, а только их обрывки: «Да чтоб я… Да чтоб еще когда-нибудь…», порой сопровождаемые цветистым матом-перематом.

Но минет опасность – и человеку снова все нипочем, так как непреодолимо его желание слиться с природой-матушкой, разделить и утвердить в душе ее принципы жизни. Неистребима мечта избавиться от суеты, геометрии и упорядоченности городских строений, неутолима жажда раствориться в величии и покое бескрайних лесов. Потому что именно здесь, в тайге, в полной мере человеку даруется возможность познать истинную красоту и гармонию, осознав себя частью великого и могучего сущего во Вселенной.

Виктор, успевший за доли секунды вымокнуть до нитки, уже подходил к скиту. У ворот терпеливо дожидался Алтай, каким-то неведомым образом всегда чующий его скорое возвращение.

– Ну, здорово, приятель! – Виктор потрепал пса по мокрой мохнатой голове. – Ты бы хоть под дерево спрятался. Как тут у вас, все нормально? Все живы-здоровы? Вот и ладненько!

Виктор направился было к своему домику, но Алтай повернул к избе старушки, беспрестанно оглядываясь, словно приглашая следовать за собой. Никак что случилось?! Виктор мгновенно пересек двор скита, почти вбежал на крыльцо и ломанулся в полуоткрытую дверь, да так и замер на пороге кухни: за столом сидит Мила собственной персоной, а рядом стоит бабушка и гладит ее по голове.