в наш же город на утешение губернского начальства.

Говорил после того Премудрый:

– Распрекраснейшую прогулку учинил, почетный караул даже был назначен, чтоб мою особу оберегать и лелеять.

В наш городок тоже одна особа вздумала завернуть. Около губернаторского крыльца толпилось человек тридцать народа: крестьяне, салопницы, отставные солдаты. Впереди всех, в величественной позе, стоял Сократ в трех-угольной шляпе. Показалась карета, подъехала к крыльцу, и высокая особа не успела еще ногу на землю поставить, как пред ней, на одном колене, стоял уже Сократ Премудрый и, совершенно на тот манер, как в старину раздушенные кавалеры подавали букеты и мадригалы дамам своего сердца, вручил прошение. Высокая особа приняла прошение и скрылась в губернаторских апартаментах.

– Что это вы делаете, Сократ Васильевич? – спросил я Премудрого.

– Реверанс, его – ству.

История Сократа Премудрого и вся недолга, хоть ему и было далеко за пятьдесят лет. Прежде Премудрый служил где-то и растратил сто рублей ассигнациями казенных денег, за что был исключен из службы и отдан под суд. Вот уж двадцатый год тянется дело Сократа, на службу его не принимают, содержания никакого не дают.

И стал на старости лет шутом народным Сократ Премудрый. Гаерствует[27] перед почтеннейшей публикой да начальство губернское злит: первое занятие ему иногда хлеб дает, вторым же он сердце свое срывает.

Впрочем, на том основании, что с течением времени все приедается, и губернское начальство стало несколько хладнокровнее смотреть на голодные выходки Премудрого, но прежде он был для начальства положительно bête noir[28]. Чего не делали губернские власти, чтоб только доехать Сократа! Трудно поверить, но это факт: Сократа семь раз водили в губернское правление, чтобы освидетельствовать его умственные способности, четыре раза, найдя его сумасшедшим, отправляли в желтый дом на испытание и четыре раза выпускали его оттуда на все четыре сторонушки. И уж чудил же Сократ Премудрый при освидетельствовании! Соберутся губернские чины в раззолоченных мундирах, рассядутся важно в курульских креслах и хлопают глазами.

Приведут, бывало, в присутствие Сократа Премудрого, понесет он сначала ерунду ужаснейшую: как с ангелами беседовал, под морскими водами ходил, с женой домового водку пил – сумасшедший да и только! А потом как станет присутствующих в глаза костить, так и не сумасшедшим Сократ оказывается. В провинциях, известно, гласность развита до последних степеней, особенно насчет амуров, там уж и не думай секретно в амуры сыграть, на другой же день в трубу про твою преступную игру протрубят, что, конечно, все-таки не мешает гражданам и гражданкам игру свою продолжать. Так вот Сократ Премудрый и начнет все вычислять: как председатель с кумой своей якшался, как инспектор врачебной управы от смотрителя больничных заведений осетрами и всякими живностями пользуется, как милая советница с предводителем в ближайших конвесансах пребывает… Словом, всю подноготную выкопает, а потом опять за ерунду свою примется. Сумасшедший, значит, Сократ, отправить его на испытанье! Пытают, пытают Сократа, а в итоге все-таки окажется: «Хоша затмение умственных способностей и замечается в титулярном советнике Сократе Васильеве Сперанском, но вообще организм его и все отправления его в здравом состоянии пребывают».

Продержав месяца четыре-пять, выпустят снова Сократа Премудрого из сумасшедшего дома и снова пойдет он из себя комедь ломать, публику потешать да начальство злить.

Кроме сорвания сердца, Сократ Премудрый имел и другую цель, зливши начальство. Я раз как-то спросил его об этом предмете.

– Нельзя же-с; ресурс всегда в том имею свой. Вот недавно на квартирке казенной удостоился посидеть целую неделю: весьма вкусные блюда подавали, подаяние было большое, и общество тоже собралось хорошее; одного вот с эдакой харей приволокли, квартальный расквасил, ночь напролет благим матом проревел. Весьма преизрядная квартирка!.. А сегодняшний день я у их превосходительства был, милостиво так изволили принять: наше, говорят, вам наиглубочайшее, что изволите редко к нам в гости захаживать?

– Зачем это вы к нему-то залетели?

– Прошение подавал.

– Какого сорта?

– А чтоб милость они мне свою оказали: в острог приказали бы посадить меня, потому что главу свою не знаю, где преклонить, и мамон мой непотребный пищи немало требует.

– Что же он вам сказал на это?

– Ах! Любезность превеликую: в шею, говорит, друга моего Сократа Сперанского гоните, потому надоел он мне, окаянный, хуже горькой редьки.

– И выгнали?

– С отменным торжеством: все больше по этому месту колотили.

Зимой очень туго приходилось Сократу Премудрому: угол надо иметь, тепло, в сапогах потреба, в одном виц-мундире да в крестьянских портках не прощеголяешь на двадцатипятиградусном морозе. Летом жизненные потребности удовлетворялись гораздо проще: наплетет лес Премудрый, уд на пятак купит, краюху хлеба приобретет и отправится… Спросишь: куда он идет?

Я в пустыню удаляюсь

От прекрасных здешних мест! —

запоет ответом Премудрый. – Дачу себе нанял, вблизи природы пребывать желаю и, как зрите, omnia mea mecum porto[29].

– Да ведь утренники-то холодные?

– Помилуйте: благорастворение воздусей, свод небес – кров, рыба сама в горшок прыгает, божественная гармония повсюду разлита. Комары только нарушают ее, уважения к рангу капитанскому не оказывают, чкалют мою особу напропалую. Милости просим в жилище пустынника!

И превращается таким образом Сократ Премудрый в ермита уединенного на каком-нибудь Расстрижном Затоне, что на Волге, до тех пор, пока его хлебный запас не истощится; потом снова в весях и градех появится.

По зимам Сократ Премудрый занимался больше шутовством: ермитом быть неудобно.

Подошел однажды я к толпе, и вот что увидел: на тротуарном столбе сидит Сократ Премудрый и с кривляньями тычет палкой в снег; на дворе мороз градусов в двадцать, а старику от усиленной работы жарко, шапку он с себя сбросил, седые волосы пристают к вспотевшему лбу; оботрется только старик и опять с кривляньями все тычет и тычет палкой в снег.

Толпа ржет.

– Что это вы делаете, Сократ Васильевич?

– А вот сюда забрел (Премудрый указал на аристократическое жилище, находившееся напротив, в окна которого смотрело несколько смеющихся мужских и женских физиономий), так господин Горталов рек мне: чем бы шляться тебе, Сократ, по-пустому, ты бы снег на улице толок. А я ему в ответ глаголю: что ми даши за сие? Порешил: за час работы – пятиалтынный… Милостивые государи! Часы имеет кто из вас? Полагаю, что срок моей службы окончиться должен.

Гитару где-то достал Сократ Премудрый и стал ею зарабатывать себе деньгу: миннезингера[30] из себя представлять. Накроет седую голову свою треуголкой, привяжет к гитаре мочало, наденет ее через плечо и идет по гостиному двору. Рядовичи рады: потеха будет!