Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В октябре 2021 года машины скорой помощи в Уэст-Мидлендсе провели в задержках в общей сложности 28 тысяч часов, и в среднем 78 бригад не могли выезжать на вызовы, требующие их внимания. Что еще хуже, пациенты умирали в припаркованных автомобилях скорой помощи, так и не дождавшись стационарного лечения. Потому-то простые люди и начали работать волонтерами, чтобы довозить пациентов в отделения неотложной помощи.
Позвольте мне объяснить, как это повлияло на меня и почему меня это так задело. Однажды я стал свидетелем того, как на оживленной дороге в Оксфордшире слабовидящего пешехода сбил мотоцикл. К счастью, мотоциклист стал тормозить перед участком с круговым движением и резко остановился при столкновении с пешеходом.
Жертва лежала лицом вниз на мокрой дороге, прямо перед передним колесом.
Мне пришлось иметь дело с женщиной в сознании, которая корчилась от боли посреди дороги. Был час пик, и автомобилисты стремились побыстрее объехать препятствие. Конечности у женщины, похоже, не были сломаны, поэтому я решил переместить ее на тротуар подальше от транспортного потока.
Я попросил другого очевидца помочь мне перенести ее, поддерживая голову и шею, а затем позвонил по номеру 999, зная, что всего в полутора километрах от места происшествия находится крупная станция скорой помощи. За этим последовал долгий и мучительный допрос. Такие часто показывают в сенсационных телевизионных программах – конфиденциальность пациента там, по-видимому, никого не волнует. Этим должна заниматься полиция, но в отчаянной ситуации ты хочешь видеть лишь приближающиеся проблесковые маячки скорой помощи. Впрочем, медики не спешили.
Полицейские приехали быстро и были добры, но несчастная женщина продолжала лежать на холодном тротуаре, дрожа от боли и будучи не в силах разговаривать. Мы поняли, что у нее перелом таза и она впадает в шоковое состояние. Вскоре я уже не мог прощупать пульс. Пострадавшая начала задыхаться. Когда диспетчер скорой помощи в первую очередь спросил, дышит ли она, мое неаккуратное «да» отсрочило доставку пациентки в больницу. Мы ждали, и ждали, и ждали – в холоде и темноте.
Прошло больше часа, прежде чем приехала скорая помощь, и, разумеется, очевидцы были настроены к задержавшейся бригаде враждебно. Парамедики извинялись, но защищались, ссылаясь на неослабевающее давление на систему. Следовало ли им поставить капельницу прямо на месте происшествия?
Какую пользу это бы принесло? У женщины и так была гипотермия, и дальнейшая задержка ради вливания холодных растворов была иррациональна и бесполезна. Зачем терять еще больше времени, когда отделение неотложной помощи находится всего в 10 минутах езды? По этой причине я убеждал их ехать. Они нехотя согласились – даже не пришлось прибегать к ненавистной мне игры «послушайте меня, я врач». «Старик, оказывающий первую помощь» – вот подходящее описание меня в тот вечер. На меня наворчали, что я не должен был уносить ее с дороги.
Когда синие проблесковые маячки удалялись в сторону Оксфорда, я испытывал безграничную печаль. Мне было жаль женщину, и я был расстроен из-за удручающего состояния системы здравоохранения, в которой я и члены моей семьи не покладая рук работали 50 лет. Это доброжелательная, но дисфункциональная модель, которая характеризуется скорее сдерживанием расходов, чем «клиническим превосходством», о котором постоянно говорят бюрократы. Система здравоохранения уже не та, что была раньше.
Этот печальный эпизод на обочине дороги был полной противоположностью того, на что мои коллеги из Королевского колледжа хирургов надеялись, когда стремились улучшить положение дел в травматологии. Мы жили в Оксфорде, а не на Внешних Гебридских островах. Термин «золотой час» был придуман несколько десятилетий назад не просто так. Однако сегодня мы настолько смирились с посредственностью системы, что не видим в задержке ничего особенного, как не видели ничего предосудительного в отмене тысяч операций и процедур по лечению рака, а также факте того, что более состоятельные люди все больше тяготели к гостеприимной частной медицине. Не забывайте, что в частных клиниках в основном работают врачи системы государственного здравоохранения, но в «свободное» время. Казалось, такого времени у них становилось все больше и больше.
Тем не менее у нас всегда есть отрезвляющая статистика. В настоящее время около 9 миллионов человек ожидают лечения в государственных больницах нашей страны. Национальное контрольно-ревизионное управление Великобритании предупреждает: «Если 50 % пациентов с отмененными процедурами вернутся в больницы и активность достигнет допандемического уровня, к 2025 году в листе ожидания окажутся 12 миллионов пациентов. Если 50 % пациентов с отмененными процедурами вернутся и больницам удастся повысить свою активность на 10 % больше запланированного, в листе ожидания все равно будет 7 миллионов человек».
Несмотря на отвлекающую внимание политическую болтовню, в Великобритании все равно недостаточно врачей, медсестер и больниц, чтобы справиться с рабочей нагрузкой. В 2018 году мы привезли в страну больше врачей, чем обучили. Многие из них прибыли из стран третьего мира, которые не могли позволить себе их потерять. В 2019 году этот показатель достиг ужасающих 60 %. В 2020 году, когда пандемия была на пике, 30 % коек были заняты пациентами с COVID-19. Через 2 года эта доля сократилась до 5 %, но система до сих пор не справляется. Катастрофически не справляется. Одна из причин заключается в том, что число коек в стационарах значительно сократилось из-за необходимости обеспечить социальную дистанцию. Пациентам в отделении неотложной помощи приходилось часами или даже днями ждать осмотра, а автомобилям скорой помощи – стоять в очереди по 8 часов и более, то есть всю рабочую смену, чтобы передать пациентов больничным врачам. Задержки в прибытии скорой помощи не давали провести лечение инфаркта и инсульта, в то время как мозг и сердечная мышца постепенно умирали.
– Пациент дышит? – спрашивает человек, принявший звонок.
– Да, но перестанет к тому моменту, как вы до него доедете, – сурово отвечают ему.
Естественно, такая ситуация не является поводом для шуток. В ходе эмоциональных споров в палате лордов некоторые ее члены рассказывали о тяжелом личном опыте. Пример лорда Роберта