– Не ябедничайте, Антоша, – покривился Кац.

– Я ж не начальству ябедничаю, а так, среди своих… Этоуже не ябеда получается, а сплетня. Ежели…

– Антоша, – тихонько сказал Кац. – У насвсе-таки поминки…

– Ну, тогда выпьем?

– Таки выпьем. И…

Он вздрогнул и замолчал. Но ничего страшного не случилось –это Раечка, подперев кулаком щеку и тоскливо глядя вдаль, заголосила с тойпронзительной русской истовостью, что вызывает у слушателей мурашки вдоль спиныи ощущение легкой невесомости:

Суженый мой, ряженый,

мне судьбой предсказанный,

без тебя мне белый свет не мил.

Суженый мой, суженый,

голос твой простуженный

сердце навсегда заворожил…

Песня, возможно, и не вполне подходила к поминкам по офицеругалактической службы, погибшему при исполнении служебных обязанностей, но голосэтой простецкой русской бабы был таким высоким, чистым и тоскливым, что всезамолчали. Бросив вокруг беглый взгляд, Кирьянов увидел одинаковое выражение налицах – сосредоточенную тоску, отрешенную печаль. Даже безмозглый Чубурах, посвоему всегдашнему обыкновению примостившийся на каминной доске с кучкойапельсинов под боком и дымящейся сигаретой в лапе, примолк и насупился так,будто что-то понимал.

Потом дверь тихонечко приоткрылась, и в щелке замаячилаозабоченная физиономия – кто-то из техников, узнал Кирьянов. Штандарт-полковниквстал и на цыпочках пошел к двери.

Назад он прошагал значительно быстрее, громко ступая, созабоченным лицом. Остановившись посреди комнаты, властно поднял ладонь,обрывая песню:

– Офицеры, внимание! Общий сбор, боевая тревога!

Равнина горела в обе стороны, насколько хватало взгляда,должно быть, случайные неизбежные искры подожгли сухую траву, но на это неследовало обращать внимания, кто-то другой потом все потушит, а им следуетработать, как работали… И Кирьянов преспокойно послал машину сквозь полосучерного дыма, стоявшую до самых небес, на миг окунулся в непроницаемый мрак,тут же вырвался под яркое солнце, на ту сторону, сбросил скорость, чутьснизился, понесся над необозримой и унылой серо-желтой саванной, где справа ислева, впереди и по сторонам разгорались новые костерки. «Напакостили,а, – мельком подумал он без всякого раскаяния. – Ну да пусть уначальства голова болит, а наше дело незатейливое…»

Детектор мяукнул, уже знакомо, испустил длинную переливчатуютрель, на приборной доске зажегся красный огонек и тут же превратился в краснуюстрелку, указывающую прямехонько на…

Вряд ли тут уместно определение «дичь». Скажем казеннее –«подлежащий объект», чтобы не употреблять чересчур уж военного понятия «цель».Хотя это именно цель и дичь, что уж там деликатничать…

Кирьянов заложил лихой вираж, бросил машину в бреющий полет.Белоснежный, зеркально-сверкающий аппарат, похожий на наконечник копья, нессятеперь над саванной совсем низко, метрах на десяти, не выше. Легкими движениямипальцев левой руки Кирьянов гасил скорость до минимальной, держа правую на алойрифленой клавише.

Они вымахнули из невысоких густых зарослей и понеслись поравнине, стелясь над землей в заполошном беге – три длинных, иссиня-черныхтела, покрытых коротким жестким мехом. Кажется, у них были широкие висячие ушии хвосты вроде помпонов. Кирьянов особенно не приглядывался. Совершенно не былонужды присматриваться к этим дьявольски проворным существам, не стоило ломатьголову над тем, почему их требуется перебить всех до одного, чтобы и следа отних не осталось на равнине, огромном пространстве меж океаном на востоке игорной грядой на западе. Не наше дело, как говорится, родина велела… Бытьможет, это аналог прожорливых кроликов, расплодившихся настолько, что сталиугрожать всей системе биоценоза. Быть может, нечто вроде зловредных вирусов.Или переносчиков бешенства. Какая разница?

Троица угодила в сиреневый круг прицела, и Кирьянов нажалклавишу двумя пальцами. Машина едва заметно содрогнулась, сотряслась,излучатели по обоим бортам выбросили снопики фиолетового огня – змеистые,похожие на молнии, они вмиг достигли земли, накрыли мохнатых тварей, взлетеливороха ослепительно-желтых искр вперемешку с взрыхленной серой землей, и на томместе, где только что наметом неслись, спасаясь от смерти, неведомые существа,осталась лишь обширная проплешина и по ее окружности дымилась трава…

Кирьянов выполнил великолепную «горку», одним махом взлетевметров на триста. Пошел над саванной, рыская вправо-влево, словно вынюхивающаяслед гончая. Детектор молчал. К исходу третьего дня тварей становилось всеменьше и меньше, как бы эти уже не последние. Три дня пылала трава и носилисьпохожие на наконечники копий машины, выплевывая неотвратимую смерть, три дняканадская бригада с помощью каких-то там аппаратов выгоняла тварей из нор уподножия хребта, а на равнине их встречали орлы штандарт-полковника. Это былаполная и всеобщая мобилизация – запрягли и шофера Васю, и Митрофаныча, дажепару техников, свободных от дежурств, усадили в кабины, не говоря уж о самомЗориче.

Описав большую дугу, Кирьянов откровенно зевнул. Должнобыть, он уже вжился в новую реальность – не было ни малейшего интереса кпроисходящему, все осточертело за три дня, саванна опостылела, твари надоели,стрелять надоело, хотелось вернуться на базу, жахнуть добрый стакан иотправиться на берег, в беседку, к Тае, обрести полное отдохновение души итела…

Справа его обогнал на приличной скорости однотипный аппарат,зеркально сверкающий наконечник копья, сбросил скорость, поравнялся, ипрапорщик Шибко помахал рукой. Кирьянов нейтрально кивнул. После известныхоткрытий он совершенно не представлял, как ему с прапорщиком держаться. Однодело – узнать от центрального информатория, что в подразделениях Структурыслужит масса народа, выдернутого из самых разных исторических периодов за паручасов до неизбежной смерти в таковых, причем народ этот сплошь и рядом воевалне за самые светлые идеалы не на самой правильной стороне, но что поделать,если по своим деловым качествам, складу характера и прочим параметрам именно онидеально подходит для работы во благо Галактического Содружества. И совсемдругое – нос к носу столкнуться с этаким вот субъектом, преспокойно бряцающимжелезками со свастикой и вовсе не намеренным посыпать главу пеплом оттого, чтодело, которому он служил, оказалось исторически порочным и осужденным всейпрогрессивной галактической общественностью… Он не испытывал особых эмоций –просто не знал, как ему держаться…

Третий аппарат, белоснежный и сверкающий, что твой архангелБожий, свалился из безоблачного неба в крутом вираже, выполнил классическую«мертвую петлю» и развернулся к ним острым носом…

Все произошло на глазах Кирьянова, молниеносно и неожиданно,так что он едва успел бросить машину в сторону. Новоприбывший открыл огонь сблизкой дистанции, и вместо привычных пучков фиолетовых молний из его бортовыхпушек ударили синие дымные лучи, ослепительные, оглушительно трещавшие,уперлись в аппарат Шибко, и тот, словно получив мощнейший удар огромнымневидимым кулаком, бессильно дернулся, задрал нос, вмиг став из белоснежногоопаленным, черным, провалился вниз, а вслед за ним и атакующий, будто налетевна невидимую стену, затормозил в воздухе так, что Кирьянову невольно почудилсяоглушительный лязг-дребезг-хруст (а то и не почудился, право!), и в следующиймиг отвесно скользнул к земле, словно выброшенный из окна утюг…