Мальчик робко оглядывался по сторонам, прижав одну ладонь ко рту и не выпуская из второй руку матери. Ло подвела его к банкетке в углу, велела сесть и сама села рядом, шепча что-то на ухо. Ребенок кивнул, и она улыбнулась. Поцеловала его в щеку, пригладила ему волосы, сжала пухлую маленькую ручку, лежавшую на колене.

Инспектор Ляо остановился и сказал, обращаясь к Иви:

– Пять минут.

Иви кивнула, но не пошевелилась. Словно почувствовав ее присутствие, Ло поглядела в их сторону. Ее муж едва не убил Иви, а она ответила ему тем же. Им нечего было сказать друг другу. Ло выглядела измученной. Ее сын проследил глазами за взглядом матери, увидел Иви и сжал губы. Покрепче схватился за руку Ло и что-то спросил у нее. Она не ответила. Просто посмотрела на сына, а потом медленно зарылась лицом в ладони.

Иви не стала подходить к ним – просто смотрела с того места, где стояла. Потом развернулась и пошла прочь.

Она приехала в участок и всю вторую половину дня давала показания. Инспектор Ляо стал собой прежним, въедливым и дотошным, а детектив Чэнь оставался раздражительным. Он оспаривал все, что она говорила или делала. Ховард проявлял повышенную заботливость и пытался сохранять спокойствие. Допрос вымотал Иви до предела.

Под конец Ховард и инспектор Ляо чуть не вцепились друг другу в глотки. Иви решила их отвлечь.

– Вы отдадите им вещи? – спросила она, вставая и собираясь уходить.

– Какие вещи?

– Носки. Вы отдадите им носки?

Ляо покачал головой.

– Нет, конечно.

– Их семьи знают?

– Мы еще ждем отчета криминалистов. Потом начнем связываться с семьями.

– А можно мне, – Иви сглотнула, – встретиться с ними?

Инспектор поглядел на нее так, словно пытался прочесть ее мысли.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Иви мягко кивнула.

– Пожалуй.

Когда они выходили из участка, было уже поздно и на улице шел дождь. Инспектор Ляо открыл и подержал над ними зонтик. Потом сказал, что полицейские еще заедут к ней домой через несколько дней.

Она уселась на пассажирское сиденье в машине Ховарда, положив костыль назад. Пристегнула ремень и посмотрела в окно.

«Как понять, куда приземлишься? О чем думать, когда падаешь с неба?»

Капли ударялись о стекло, разбивались, скользили вниз, сливаясь в ручейки, а потом в потоки, которые стекали на асфальт.

«Можно ли оставаться в облаках всю жизнь, не падая? Чтобы не сбегать у людей по щекам, не проливаться на улицу, не скапливаться в лужах, в которые наступают ногами?»

Улицы уже украсили к Рождеству, они переливались огнями. С десяток рождественских песен играли по кругу; в машине они не могли ясно расслышать их, но Иви была уверена, что они где-то звучат.

– Какой сегодня день? – спросила Иви.

– Четырнадцатое, – ответил Ховард. – Еще год прошел. Как летит время!

Она не ответила. В тумане за стеклом растворялись задние огни проезжавших машин, каждая оставляла размытый красный след. Приближались не только праздники, но и ее день рождения. Казалось бы, ребенок, родившийся в рождественский сочельник, должен был жить мирной жизнью.

Иви вспомнила свой седьмой или восьмой день рождения и своего отца.

В детстве ей нравилось видеть его в строгом костюме, с дипломатом и чемоданом на колесиках, когда он отправлялся покорять мир. Обычно отец уезжал на полгода или даже больше. Они с Хансом скучали по нему, но ничего не могли поделать. Отец обеспечивал семью, и дети привыкли к его отсутствию. Взрослые говорят, что это называется пониманием.

Но однажды ночью Иви встала с постели, в пижаме с кроликом Питером[36], вышла в коридор и заглянула сквозь щелку в приоткрытой двери в гостиную.

– Что, по-твоему, я должен сделать? – Отец стоял нахмурившись, скрестив руки на груди, явно раздраженный. – Я не могу брать вас с собой. Я все время в разъездах. Работаю целыми днями, чтобы вас прокормить.

– Ты всегда так отвечаешь – нет, и всё тут. – Она не видела матери, но, поскольку та постоянно ходила с недовольным лицом, легко могла представить себе его выражение. – Найди какой-нибудь способ. Ты не имеешь права оставлять меня одну с двумя детьми. Думаешь, легко мне их растить?

– Ты хочешь, чтобы я это делал? – Дыхание отца пахло алкоголем; спирт перебивал даже резкий аромат духов у него на воротничке и манжетах, смешиваясь с затхлым себорейным душком женщины средних лет.

– Ничего с тобой не случится, если мы переедем к тебе в Тайбэй. Ты там работаешь, и школы там лучше. С какой стати нам торчать в этой дыре?

– Нельзя переехать вот так просто, – сердито возразил отец. – Надо учесть много разных вещей, обо всем договориться… Это не так легко, как тебе кажется.

– Мы говорим об этом уже много лет, и, похоже, вопрос не в деньгах.

– Может, тебе кажется, что я мало вкалываю, а? Чтобы вам на все хватало? – Отец заговорил громче. – Каждый раз, когда я приезжаю, ты предъявляешь мне претензии. Я недостаточно тебе даю? И что, правда так уж тяжело позаботиться о паре детишек?

Дверь спальни напротив приоткрылась, и в щелке показалось заспанное и одновременно испуганное личико Ханса. Иви прижала палец к губам. Брат послушно кивнул.

– Это все, что ты даешь мне, Ян Цзесунь! Немного чертовых денег! – крикнула мать. – Не думай, что я не знаю, чем ты занимаешься! Не держи меня за дуру! Ты оставляешь двоих своих детей со мной и делаешь, что тебе хочется, пока ты не дома.

– Да что с тобой такое? – Отец направился к двери, и мать в ярости бросилась за ним. Иви пробежала через коридор и прижала брата к себе.

В возрасте, когда ей нравились механические карандаши и ароматизированные шарики, она уже привыкла слышать, как мать жалуется на жизнь. Она могла закончить старшую школу, даже поступить в колледж. Могла переехать в Тайбэй и устроиться на работу в офис. Модно одеваться, быть независимой. Не надо было ей выходить замуж и становиться домохозяйкой. Поклонники выстраивались за ней в очередь, да-да! Если б не Иви, она ни за что не вышла бы за мужчину, который вечно гоняется за юбками. Выбрала бы кого получше.

– Я никогда не хотела детей, и уж тем более в те времена. Я была так молода! Но ты сказал, что твои родители хотят внука и позаботятся о ребенке. И что теперь? Куда подевалось их желание? Да они забыли о нас сразу, как только узнали, что родилась девочка. Твоя мать даже