Несмотря на постоянные японские бомбардировки, переезд правительства из Нанкина в Чунцин прошел на удивление гладко. Сотни тысяч человек – конторские служащие, персонал больниц и госпиталей, учителя и учащиеся – преодолели пешком около двух тысяч километров, безропотно неся на себе драгоценное оборудование, технику и ящики с документами. Особо ценные грузы доставлялись грузовиками (которые были в большом дефиците), использовались тачки, если их удавалось найти, но в основном люди тащили всё на себе. Технику по каткам из бревен грузили на суда, чтобы доставить вверх по Янцзы. Один из элементов оборудования в Центральном университете весил семь тонн, а крана для погрузки не было. Студенты вручную передвигали агрегат дюйм за дюймом, пока не погрузили на судно. Суда преодолевали опасные узкие участки Янцзы, где воды реки образовывали бурлящие воронки. В таких местах реку с обеих сторон обступали отвесные скалы, заслонявшие небо. Река бушевала и ревела, огибая торчавшие каменные глыбы. Кое-где суда приходилось протягивать через стремнины при помощи блоков и канатов. Люди прилагали нечеловеческие усилия и, чтобы действовать слаженно, периодически издавали монотонные и ритмичные возгласы.

Таким образом университет переправил на новое место все свое имущество, в том числе обширную библиотеку и даже два десятка трупов для занятий анатомией. Сельскохозяйственный факультет погрузил на судно по одному экземпляру каждого имевшегося в университете вида животных. Студенты в шутку называли судно «Ноев ковчег». Остальную живность сотрудники университета, подобно кочевым племенам, перегоняли по суше. Путешествие заняло год: скот ценных пород, привезенный из Голландии и Америки, двигался неторопливым шагом, иногда протестуя против перевозки у себя на спинах бамбуковых клеток с курами и утками. К концу пути выяснилось, что ни одно животное не было потеряно – наоборот, случилось прибавление: в дороге родился теленок.

Студенты и преподаватели прибывали в Чунцин разными путями. Для них приготовили жилые помещения и аудитории, вырубленные в скалах. За двадцать восемь дней под руководством преподавателей инженерного факультета, которых доставили в Чунцин самолетами в первую очередь, тысяча восемьсот рабочих выстроили новый кампус[428].

Война принесла немало бед и лишений, но люди сохраняли стойкость и были солидарны с Чан Кайши в его решимости сражаться против японских захватчиков. Генералиссимус не знал, как именно победит, однако избрал стратегию «продержаться дольше противника». Огромная территория Китая, обилие горных массивов, отсутствие дорог не давали японцам шанса захватить страну быстро и целиком. Чан Кайши имел возможность отступить вглубь страны и закрепиться там. Яростный патриотизм придавал ему сил. Вместе с тем Чан Кайши скорбел по своей первой жене, матери Цзинго, которая погибла во время налета японской авиации в декабре 1939 года.

Генералиссимус люто ненавидел Японию, хотя и получил там военное образование. В мае 1928 года Северный поход Чан Кайши был прерван японцами у Цзинаня, столицы провинции Шаньдун. Предприняв несколько безуспешных попыток возобновить Северный поход, Чан Кайши уступил требованиям японцев и даже принес им официальные извинения. На Пекин он вынужден был идти другим путем. С точки зрения населения, он спасовал перед японцами. С тех пор в душе Чан Кайши затаилась глубокая обида на японцев. Он завел для себя правило – каждый новый день начинать записью в дневнике: «смыть позор»[429]. Он делал это ежедневно в течение сорока лет. Больше он ни за что не станет ни перед кем пресмыкаться.

Бескомпромиссная позиция Чан Кайши значительно повысила его авторитет. Откликнувшись на его призыв, все провинции отдали свои армии под командование Чан Кайши, чтобы сформировать единый антияпонский фронт. Именно тогда Чан Кайши вплотную приблизился не только к номинальному, но и к фактическому объединению страны. Лишь китайская Красная армия не подчинилась Чан Кайши: в ней сохранилось отдельное командование, и приказам генералиссимуса Красная армия следовала лишь формально. Чан Кайши пошел на такое условие потому, что с самого начала полномасштабной войны Сталин был в буквальном смысле единственным поставщиком оружия для его армии. Еще одной уступкой генералиссимуса стало согласие на то, чтобы армия красных вела лишь партизанские действия в тылу японских войск. Эти привилегии радикально изменили ситуацию. К 1945 году, к моменту окончания войны, японцы успели уничтожить армии всех конкурентов Чан Кайши, и у генералиссимуса остался один соперник – Мао Цзэдун.

Мэйлин прибыла в Чунцин вместе с Чан Кайши в декабре 1938 года. Два месяца она ездила по всей линии фронта, протянувшейся с севера на юг. Она вела себя как и подобало первой леди в военное время: справлялась со множеством дел, уставала, но не теряла бодрости духа. В письме к своей подруге Эмме Миллз она восклицала: «Ну и жизнь! Видимо, к концу войны я поседею. Одно утешает: теперь, когда я работаю не покладая рук, мне не грозит опасность превратиться в славную, пухлую и мягкую диванную подушку или отрастить задницу». И в другом письме: «Ну и жизнь! Но сопротивляться мы не перестанем»[430].

Жить в Чунцине было нелегко: за невыносимую влажность и жару его прозвали «топка Китая». Влагу от Янцзы задерживали горы, эти испарения накрывали Чунцин, словно тяжелое влажное полотенце. В летние месяцы казалось, что город превратился в автоклав. Но и зима почти не приносила облегчения: густая мгла окутывала Чунцин, подтверждая его второе название – «город туманов». Туманы были настолько плотными, что порой ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Горный рельеф осложнял передвижение по городу: то и дело приходилось подниматься и спускаться по сотням каменных ступеней. Обеспеченные люди нанимали паланкины и носильщиков-кули, а проехать в коляске рикши или автомобиле можно было лишь по нескольким сравнительно новым улицам деловой части города. Дефицитом было буквально все, инфраструктура города стонала от того, что численность населения многократно увеличилась. В городе свирепствовали дизентерия и малярия.

В мае 1939 года, когда туманы рассеялись, начались японские бомбардировки. Примитивные городские бомбоубежища были устроены в горах и практически не имели вентиляции. Если авианалет продолжался долго, воздух внутри бомбоубежища становился удушливым и затхлым. Однажды ночью после многочасовой бомбежки сотни человек хлынули из тесного укрытия на свежий воздух, и вдруг налетела очередная группа самолетов, беспорядочно сбрасывая бомбы. В панике люди попытались прорваться обратно в туннель, в возникшей давке погибло более пятисот человек.

Мэйлин страдала аллергической сыпью (крапивницей), которая проявилась особенно сильно из-за повышенной влажности в Чунцине. Для Мэйлин было пыткой просиживать долгие часы в бомбоубежище. «Я вся в волдырях, которые зудят, как “проказа лютая” Иова!» – писала она брату Т. В.[431]