* * *

Вернувшись в кабинет, мадам эр Мада выпроводила Нику, приказав отправляться на допрос в Малый зал собраний.

– Приказ Жандармерии, – вот и все пояснения, которые получила Ника.

Расспрашивать о подробностях девушка не рискнула и сначала решила, что это как-то связано с государственными тайнами, в которые ее собираются посвящать. Но по пути в зал, глядя на охватившую все министерство суету и волнение, а также на патрули жандармов на входах, она поняла, что дело в чем-то другом.

В обрывках разговоров, которые она уловила, Ника несколько раз слышала упоминание о репортаже в «Искре».

«Неужели это все из-за Агатиного репортажа? – гадала Ника. – Но даже если и так, зачем жандармам я? Если только… – И тут девушка не на шутку испугалась. – Если только они уже не выяснили, что автор репортажа – Агата и что мы с ней подруги!»

Однако все чаще в обрывках разговоров упоминались взбесившиеся монкулы и диверсия Третьего континента, поэтому Ника решила, что дело не в ней и, скорее всего, не в репортаже Агаты, и несколько успокоилась.

Лицо, впрочем, все равно горело от волнения, и Ника завернула в уборную, решив, что минута промедления ничего не решит, а холодная вода немного ее остудит, и она не будет выглядеть такой взволнованной и виноватой, когда предстанет перед жандармами.

Девушка едва успела подойти к массивному длинному зеркалу, висящему над столешницей с несколькими встроенными раковинами, когда до нее донеслись чьи-то приглушенные голоса. Ника оглянулась. В глубине уборной располагалась небольшая гардеробная, где дамы могли переодеться или поправить свои наряды. Штора, закрывающая проход, была задернута.

Ника вовсе не намеревалась подслушивать и уже протянула руку, чтобы включить воду, как вдруг услышала голос Ванессы и застыла.

– Мама, но я вовсе не… – донесся до Ники голос белокурой красавицы, но Ванесса не успела договорить: ее перебил резкий женский голос.

Ника уже слышала этот голос – в тот единственный раз, когда позволила затащить себя на вечеринку в доме Ванессы. Это был голос ее матери.

– Избалованная капризная эгоистка, – послышались тихие, полные презрения слова. – Не стала ты авионерой – что ж, печально, но так бывает. Тем более надо было стараться, и в два раза сильнее прежнего! Рей Торны стали тем, кто есть, потому что могли справиться с любыми трудностями. Нужно было доказать, что ты – рей Торн! Стать лучшей механике-рой, такой, которой гордилась бы вся Империя! Но нет, ты настолько никчемна, что из тебя не выйдет даже самой посредственной механикеры!

– Но я… – попыталась ответить Ванесса, и мать опять ее перебила.

– Я говорила с мадам рей Брик. По ее словам, ты – худшая из учениц, тебе плевать на авиомеханистику, и ты даже не думаешь это скрывать. Вместо того чтобы как следует учиться, ты сплетничаешь с подругами, которые втихаря смеются над тобой, потому что ты, в отличие от них, не авионера. И что это за заигрывания с рей Дором?

Ответа Ника не расслышала, но через несколько мгновений мать Ванессы продолжила:

– И даже тут ты все портишь! Рей Торн должна сделать хорошую партию, выбрать себе достойного джентльмена, а не какого-то невоспитанного грубияна.

– Но рей Доры – это уважаемая фамилия, – рискнула возразить Ванесса. – А Трис – герой мыса Горн…

– Замолчи! Ты вообще не способна сделать ни одного правильного выбора! Ни в чем! Ты – рей Торн, у тебя с самого рождения были такие возможности, о которых другие могут только мечтать! Но ты не сумела воспользоваться ни одной. Ты считаешь, что лучше других, но ты не лучше – ты хуже! Жалкая, бесполезная дрянь. Вся в отца, он был таким же – красивым и никчемным. Никогда из тебя толка не выйдет…

Звук пощечины заставил Нику вздрогнуть. Она юркнула в кабинку и прикрыла за собой дверь, решив, что у этой сцены не должно быть свидетелей.

Четкие, твердые шаги – это прошла мать Ванессы. Хлопнула дверь.

Ника ждала. Ей никогда не нравилась Ванесса, но сейчас ей было ее почти жаль. И она не хотела усиливать ее унижение своим появлением.

Раздался шум льющейся воды. А через некоторое время сквозь него послышались тихие всхлипы.

Прошло немало времени, прежде чем Ванесса успокоилась. Но даже после того, как хлопнула дверь в уборную, Ника выждала еще несколько минут – просто на всякий случай.

Проходя мимо зеркала, она глянула на свое отражение. От румянца не осталось ни следа.

* * *

Допрос прошел быстро и очень формально: у Анселя расспросили о его семье, о том, чем он занимается в столице и где живет, – и отпустили. Ничего даже отдаленно связанного с Мией или Либератом.

Охватившее Анселя облегчение давило почти физически, требовало какого-то выхода. И утихло оно только тогда, когда Ансель вспомнил о Мие и понял: впервые со вчерашнего вечера у него получилось отвлечься от мыслей о том, что с ней происходит и удался ли эксперимент.

За дверьми зала толпился народ, ждал своей очереди. Ан-сель быстро прошел мимо длинной очереди – мадам рей Брик ждала его в Конструкторской.

За поворотом он едва не столкнулся с Никой, очень бледной и, казалось, чем-то потрясенной.

– Что случилось? – спросил вместо приветствия Ансель. Ника вздрогнула. В ее глазах были растерянность и смятение – чувства, которые дамы почти никогда не проявляли прилюдно, ведь им полагалось демонстрировать силу и уверенность. Это выражение глаз Ники вызвало в Анселе неожиданное желание обнять и утешить, ободрить и защитить. Совершенно неуместное для джентльмена желание, ведь это дамы защищали и ободряли джентльменов, а не наоборот.

Впрочем, Ансель давно уже отучился жить по правилам общества, предписанным для хорошо воспитанного джентльмена. Он увлек девушку в нишу, где красовался чей-то величественный гипсовый бюст, наклонился, заглянув Нике в глаза и повторил:

– Что случилось?

Ника несколько раз глубоко вдохнула, стараясь взять себя в руки.

– Очень… сложный день, – пробормотала она. – Сначала мадам эр Мада, потом допрос у жандармов, а теперь еще и Ванесса…

– А что Ванесса? – насторожился Ансель. Он видел, что заносчивой девушке не понравилось, как прошел ее разговор с Тристаном. Неужели она уже успела выместить свою досаду на Нике? О том, как могут ранить слова Ванессы, он знал не понаслышке.

– Ничего, – отмахнулась Ника, еще раз глубоко вдохнула и встряхнула головой, приводя мысли в порядок.

Когда она снова посмотрела на Анселя, в глазах не осталось и следа уязвимости и растерянности.

– Ансель, – начала она и замялась.

И по этой короткой паузе и по тому, как Ника старается подобрать слова, юноша понял, что ему не понравится то, что он услышит.

– Я спрашивала у преподавательниц школы о Мие, и никто не мог вспомнить ученицу с таким именем. Ну, они мне так говорили. Я даже ходила в архив, думала, может, там хранятся личные дела учениц и я смогу найти ее дело – если оно там есть. Но туда так просто не пускают…