Айрис за тридцать. Дитя долгого и несчастного брака, она не намерена застревать в отношениях. Она хочет «преднамеренных отношений». «Когда мы приходим домой, я хочу понимать, что мы делаем это по собственному выбору, а не по обязанности». Она считает, что их соглашение с Эллой усиливает доверие. «Мы преданы друг другу, но друг другу не принадлежим. Мы уважаем независимость и индивидуальность друг друга».

Барни дважды был женат и дважды разводился. Ему уже за пятьдесят, и он не может перечесть всех сеансов терапии, которые прошел в своей жизни. «Мне говорят, что у меня проблемы с близостью и преданностью, но это не так. Я столь же верен, как они, но пора мне признать: я не моногамен. Я не хочу и дальше пытаться всем понравиться. Я лучше буду верен себе и создам работающие отношения, которые с самого начала будут искренними».

«Мне всегда хотелось устанавливать глубокие связи со многими людьми, и я бисексуальна, – объясняет Диана, жизнерадостный юрист за тридцать. – Я не хочу себя ограничивать и сводить все к редкому сексу втроем на день рождения парня – я хочу серьезных отношений, в которых найдется место для всей моей любви. При моногамии я словно отдаю кому-то контроль над своей сексуальностью, а это идет вразрез с моими феминистическими ценностями».

Ее основной партнер, Эд, занимается наукой. Он тоже бисексуален и разделяет взгляды Дианы. Они вместе уже тринадцать лет. «Никому из нас не кажется, что наши отношения страдают от того, что мы любим разнообразие и новизну. Нам обоим нравится сексуальная сущность друг друга, поэтому ни один из нас не смеет подавлять влечение другого». Однако эти ответственные партнеры играют по разным правилам. У Дианы есть несколько постоянных любовников, которые им «как семья». Эд, напротив, предпочитает искать новые связи. Новые партнеры предполагают определенный уровень риска, поэтому, когда Эд встречается с любовницей, здоровье стоит превыше всего. Чтобы не волноваться, Диана часто проводит разведку и сама ищет пару Эду. Придерживаясь этих правил, партнеры поддерживают свой оригинальный союз.

Таких романтических реформистов традиции ограничивают и лишают искренности. Они хотят честности, свободы выбора и актуализации собственной личности. Они хотят установить с партнерами такую связь, которая не отрезает их от других людей и от самих себя. Они хотят ткать ткань жизни вместе, не теряя при этом собственных нитей.

Сегодняшние сторонники немоногамии – по крайней мере, те, которые оказываются у меня на диване, – сильно отличаются от пионеров свободной любви шестидесятых и семидесятых годов. Некоторые из них – дети разведенных и разочарованных в жизни людей. Они не бунтуют против обязательств как таковых; они просто ищут более реальные способы быть верными клятве и приходят к выводу, что для этого необходимо иметь любовников. Отказ от моногамии принимает разные формы – от женатых пар, позволяющих друг другу время от времени сходить налево, до свингеров, стабильных союзов троих-четверых любовников и сложных полиаморных сетей, где происходит переосмысление любви и семейной жизни.

Доверие, верность и привязанность бывают разными. Теоретик феминизма Шаланда Филлипс замечает: «Подобные практики ставят под вопрос стабильность конструкта моногамии, не отвергая его целиком, а разбирая на части с изнанки». Вместо того чтобы просто отвергнуть моногамию, эти нонконформисты стремятся к принятию более комплексного, более гибкого определения термина, который больше не будет основываться на превосходстве сексуальной исключительности. Поэтому некоторые наблюдатели, включая психолога Тэмми Нельсон, вместо того чтобы называть это движение немоногамией, называют его «новой моногамией», имея в виду происходящий сдвиг в постулатах архитектуры обязательств.

Само собой, принципы брака подвергаются пересмотру не впервые. За последние пару веков различные сообщества экспериментировали с новыми моделями брака. В частности, в авангарде этого движения стоит гей-сообщество. Поскольку до недавних пор им была недоступна гетеронормативная модель брака, они творчески подходили к делу и успешно практиковали неисключительные формы отношений. Сегодня, в эпоху единения и эгалитаризма, к тому же стремится все больше гетеросексуальных пар. Недавно в Journal of Sex & Marital Therapy было опубликовано исследование, которое показало, что один из пяти в настоящее время не состоящих в отношениях человек в прошлом экспериментировал с разными формами открытых отношений.

Я встречаю многих людей, которые участвуют в этом проекте перерисовки силуэта любви. Пары часто просят меня помочь разобраться в новом мире множественных связей. Пока что количество социальных сценариев ограничено. Мы все импровизируем. Когда я училась на психотерапевта, отношения по определению предполагали участие двух партнеров. Я ни разу не встречала терминов «триада», «тетрада» и «полиаморная группа», поскольку альтернативные системы отношений оставались вне закона. Теперь же они все стали частью моей практики.

Одни пары с самого начала заинтересованы во множестве интимных партнеров, в то время как другие после десятков лет исключительности задумываются, как можно переосмыслить их устоявшиеся отношения. Есть и такие, которые после измены гадают, не станет ли открытие отношений более зрелым ответом на кризис, чем стремление перечеркнуть десятилетия совместной жизни.

Все они пытаются найти ответ на сложнейшие вопросы: бывает ли любовь множественной? является ли собственничество неотъемлемой характеристикой любви или же это наследие патриархата? можно ли преодолеть ревность? могут ли обязательства сосуществовать со свободой?

«Ничего не получится! – возможно, думаете вы. – Брак и так достаточно сложен. Это разрушит семью! Это плохо для детей!» Однако в 1980-х то же самое звучало в отношении тех пар, которые первыми заключали межрелигиозные, межрасовые и межкультурные браки или сливали семьи после развода и вступления в новый брак. Эти опасения всплывали на каждом этапе продолжающейся сексуальной революции, определяющей последние полвека. Возможно, нам стоит дать новаторам брака время, чтобы они все выяснили на собственном опыте. В конце концов, разве старая моногамия действительно так хороша?

Если оригинальность в отношениях кажется вам слишком беспорядочной, могу вас заверить, что на фоне тысяч историй о неверности и беспорядке измен многие подобные расклады кажутся весьма и весьма цивилизованными. Спровоцированные изменами брачные страдания и семейные кризисы причиняют такую боль, что нам стоит поискать новые стратегии, которые соответствуют миру, где мы живем. Я не утверждаю, что отказ от моногамии – универсальный ответ для каждого. Однако вполне очевидно, что текущая модель тоже не универсальна. Поэтому я уважаю диссидентов моногамии и их вклад в создание новых форм отношений.

Переосмысление верности

Чтобы конструктивно критиковать моногамию, мы должны выйти за рамки прозаического вопроса о том, сколько сексуальных партнеров разрешено иметь человеку, и приступить к более глубокому анализу верности. Как утверждает ведущий секс-колонки Дэн Сэвейдж, превращая сексуальную исключительность в единственный маркер преданности, мы существенно упрощаем ситуацию. В качестве примера он обычно вспоминает случай, как однажды пять раз выходившая замуж женщина обвинила его с партнером в недостатке верности, потому что, двадцать лет состоя в браке, мы были не единственными друг у друга. «Кто из нас более верен?»