так, тупо таращась на дверь, пока не отпускало.

Где-то через неделю после визита в лавку Верховный-таки поймал Ынбёль.

Дождавшись, когда та спрыгнет из окна, он пустил по земле корни, которые крепко обхватили её лодыжки. Едва не вывернули кости, но удержались.

— Круто, да? Джеб экспериментирует с охранной системой. Мы настроили её против тебя.

Надо было бросить горшок с розмарином не в голову Джебедайя, а на какую-нибудь драгоценную грядку. Жестокость в лучшем её проявлении.

Ынбёль даже взгляда не подняла. Она знала, что Крис не единственный, кто будет виноват в смерти её парня, но к нему она чувствовала только злость. Очень много злости. Будь хоть малейший шанс, что в драке она сможет победить самого опытного мага ковена, Ынбёль бы уже швырялась в него всеми заклинаниями, что знала.

— Мне не нравится, что ты ходишь к нему, — предсказуемо начал Крис.

— Я ничего ему не сказала.

— А я этого и не боюсь. Он не покинет город без моего ведома.

— Тогда в чём дело?

— Ты мучаешь себя. Не той болью, которая сделает тебя сильнее. Ты себя ею разрушаешь.

— Не думаю, что это твоё дело.

— Не помню, чтобы задавал вопроса.

— Ты их видишь? — спросила Ынбёль. — Тех, кого мы убили? Они приходят к тебе?

Крис поднял глаза к окнам дома. И без слов Ынбёль поняла — оттуда на него кто-то смотрел. Вероятно, много кто, потому что взгляд Верховного долго блуждал от окна к окну.

— Наши жертвы не совсем умирают. То есть умирают — физически. Для этого мира. Но их душа… Она здесь не остаётся. Она трансформируется и переходит в другой мир. И когда это происходит — мы обретаем запас сил. Так что нет — не вижу. Кого угодно вижу, но не их.

От его слов должно было полегчать, но стало только больнее. Зато теперь Ынбёль точно знала, что должна сказать.

— То есть через… — пришлось напрячь все силы, чтобы сказать это вслух. — Через две недели я больше никогда не увижу Эллиота. Скольких бы мы ни убили, как бы прилежно я ни училась магии. Больше никогда?

— Тебе же будет легче.

— Ты ударил Перси, когда Эр-Джей из-за него сломал ноги. А сейчас сам пытаешься сломать ноги мне. — И Ынбёль вовсе не корни имела в виду.

Крис молчал, что-то решая для себя. Ынбёль чувствовала, что близка.

— Ты мог велеть напоить меня тем чаем, который мы дали моей матери. Но выбрал заклинание, которое я смогла остановить. Почему?

Крис не ответил. Только взмахнул рукой и зашагал обратно к дому.

Корни пропали.

Ынбёль бежала к дому Эллиота резвее обычного. Даже не заметила, как добралась до окна по дереву, и не сразу поняла, что Эллиот стонет под ней от боли — так крепко она его обнимала.

— На полу холодно, — заметил Эллиот, морщась.

— А мне жарко, — отозвалась Ынбёль и укусила парня за губу. Тот ответил с готовностью, но позже всё равно потребовал перебраться на матрас.

Когда солнце было уже в зените, Эллиот помял её ухо и спросил:

— Ты думала о том, что будет дальше?

Ынбёль даже не сумела попытаться понять, о чём шла речь.

— Нет, — соврала она. — Мне с тобой не хочется ни о чём думать.

— Но ты можешь думать о нас. О том, что будет дальше с нами.

Ынбёль нахмурилась и выпуталась из объятий. Вгляделась в лицо парня, ища там знаки понимания. Но не мог ведь Эллиот догадаться?..

— Я должен спросить у тебя кое-что очень смущающее, — сказал тем временем Эллиот.

— Тогда лучше не спрашивай.

— Ладно. А завуалированно можно?

— Попробуй.

— Если бы ведьмы приносили жертву, ты бы им подошла?

Ынбёль затошнило так резко, что она едва успела зажать рот рукой. Она вскочила и побежала к туалету. Желудок пульсировал не хуже сердца. Потолок менялся местами с полом.

Жертва. Ведьмы. Эллиот не должен говорить этих слов. Здесь их не существовало, не должно было существовать ещё целых две недели.

У них ещё было время.

Ынбёль давилась слезами, пытаясь выровнять дыхание. Тошнота отступила, но сил подняться не было.

Эллиот встревоженно мялся в проёме.

— Дай мне две минуты, — слабо попросила Ынбёль. — И зубную щётку.

— Может…

— Спасибо.

Эллиот нашёл ей запечатанную щётку и оставил одну. Ынбёль сползла на пол и подтянула колени к груди. Хотелось рыдать навзрыд. Хотелось убежать. Хотелось всё рассказать и велеть бежать вместе — так далеко, как только смогут. Две недели — это много. За две недели можно пересечь океан и обосноваться в другой стране. Двух недель вполне достаточно, чтобы спасти чью-то жизнь.

Но Эллиот Коди Моррисон должен быть принесён в жертву под Кровавой Луной. Это не изменить. Это не исправить. Ковен поймает его, если Эллиот решит сбежать, и следующие две недели он проведёт в каком-нибудь сыром подвале. Возможно с переломанными ногами и вывернутыми локтями. С костями, щедро забитыми стеклом — или без костей вовсе.

Эллиота нельзя было спасти.

— Соберись, — прошептала Ынбёль, зажмурившись. Её колотило. На позвонках копились холодные капли пота.

Если бы это было возможно — она бы завыла. Если бы это было возможно — она бы ушла с Эллиотом.

Но она могла лишь почистить зубы, умыть лицо и вернуться в комнату.

Атмосфера за это время поменялась. Эллиот включил тихую музыку, притащил обогреватель и зажёг гирлянды. Занавески были задернуты. Комната погрузилась в вечер, хотя на часах был лишь полдень.

— Надень это, — велел Эллиот, — ты запачкалась.

Ынбёль смущённо прикрыла рвотные разводы.

— Не знала, что ты такое носишь, — она приняла толстовку и, отвернувшись, быстро переоделась. Толстовка была ей великовата, но она пахла чудесными орехами — прямо как Эллиот.

— Не ношу, — подтвердил Эллиот, — если не болею.

— Думаешь, я болею? — слабо улыбнулась Ынбёль.

Эллиот лёг на матрас и вытянул руки вперед, раскрывая объятия. Ынбёль упала в них не задумываясь.

— Сначала странные идеи и разбухшее сердце. Теперь это, — Эллиот погладил её по влажным от пота волосам и натянул на голову капюшон. — Ты явно от чего-то страдаешь.

Ынбёль вжалась в плечо парня, пряча лицо.

— Я пугаю тебя? — спросил Эллиот. Ынбёль нервно хохотнула, что означало «это ты меня должен бояться», но для Эллиота звучало как «естественно». — Я делаю что-то, что тебе неприятно?

— Мне приятно даже то, как ты дышишь.

— Тогда… Дело в парнях? Ты давно о них ничего не рассказывала. И про Лекси тоже.

— Просто давай не говорить про ведьм, заклинания и всё такое прочее. Это портит мне настроение.

— Я думал, тебе это нравится.

— Нравится, — вынужденно согласилась