Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Под гипноз? – заинтересовался Володя.
– Да ну, какой-то шарлатан на нашем рейсе летел, – пожала плечами Татьяна.
И рассказала, как странный мужик пытался заставить ее передать пилотам конверт с бредовым посланием.
– А у тебя этот конверт сохранился? – вдруг спросил Чехов.
– Да валяется где-то дома, – усмехнулась она. – А тебе зачем?
– И когда это было? – не отставал Чехов.
– Дня два, что ли, назад, – задумалась Татьяна. – Или три…
Она не притворялась. С нынешним бешеным графиком ее дни и правда спутались и слились в один.
– А точнее? – нахмурил брови Чехов. – Пожалуйста, вспомни. Это может оказаться важным.
– Да ну, ты скажешь, – усмехнулась девушка.
Но все же вспомнила и день, и номер рейса, и даже место, где сидел странный псих, – двенадцать «А». И восстановила в памяти, что конверт с дурацкой запиской не дома, а на самом дне ее безразмерной сумочки. Нашла, отдала Чехову, насладилась удивлением на его лице. Спросила:
– Ты правда считаешь, что это не просто шутка?..
– Да ничего я пока не считаю, – пожал плечами Чехов. – Просто подумал: вдруг тебя таким образом проверяли?
– Проверяли? Меня? А на что? – озадаченно произнесла Садовникова.
– Например, на устойчивость к гипнозу, – небрежно произнес куратор.
– Устойчивость хреновая, – хмыкнула Татьяна. – Спасибо, напарница неладное почувствовала и влепила мне пощечину. А то бы я вручила этот бред пилотам… Но кому это было нужно?! Кого может волновать моя гипноустойчивость?!
– Не знаю, Танечка, ничего я не знаю, – развел руками Володя. – Но пассажира этого мы на всякий случай по своим каналам пробьем.
– Пробейте, – зевнула она. – И вообще мне порой кажется, что с этой Ансаровой просьбой… что-то не так…
– А что? – немедленно насторожился Чехов.
– Не знаю… Странно это все…
С тех пор как Садовникова стала стюардессой, мозг стремительно разучился думать. И внятно формулировать.
– Нам тоже кажется, – серьезно сказал Чехов, – что твоя работа стюардессой неспроста. Но понять, что за ней кроется, мы не можем. Пока не можем. Во всяком случае, тебе надо продолжать летать. Но если вдруг на связь выйдет Ансар или кто-то от его имени, ты немедленно должна будешь связаться со мной. Поняла? Немедленно.
– Какая странная лажа… – задумчиво проговорила Таня. – Хочется напиться и забыться. Но нельзя – завтра в рейс… Закажи-ка мне хотя бы мороженого. И кофе пусть принесут – обязательно по-турецки и двойной.
– Как прикажешь, королева! – в тон ей ответил Чехов.
А Таня вздохнула: да уж. Приказывать в последнее время ей приходилось редко.
Лето проходило стороной. Сливы с грушами перезрели, яблоки отходили, пахло арбузами, подступал виноград. В горячем воздухе мешались вонь бензина, терпкий аромат южной пыли и тонкий запах моря – оно отсюда в десяти километрах. Аэропорт, как всегда в начале сентября, торопился отправить в Москву как можно больше курортников. Тысячи отдыхающих, загоревших и грустных из-за того, что их отпуск позади, затаривались в дорогу дешевым южным вином. Визжали и суетились дети, колесики чемоданов скрипели по расплавленному солнцем асфальту, стертые до дыр сланцы шлепались в урны – в Москве, говорили синоптики, ожидается дождь, в южной обувке в столицу не полетишь…
А Таня этого лета – как и моря, и дискотек, и беспечного «дурачка» на пляже – даже краешком не коснулась. Всю жару и все солнце – в пути. В самолетах. В душной, неудобной форме и в обязательных чулках. И с вечной, похожей на маску, дежурной улыбкой.
Она по-прежнему работала на «разворотных» рейсах: прилетали на юг, пока в самолете орудуют уборщицы – отдых на жалкий час, а потом опять работа, потому что через два часа обратный вылет.
Теоретически можно было в перерыве схватить такси, ринуться на пляж, искупаться и, уже свеженькой, в обратный путь. Летчики – те каждый раз гоняли. Но им-то проще – свободны сразу, как приземлились, а появляться в аэропорту можно, когда уже регистрация на обратный рейс закончилась. Да и зарплата позволяет баловать наглых южных таксистов. Но Таня с Кристиной на пляжный блицвояж так ни разу и не выбрались.
– Охота была, – пожимала плечами напарница. – Такси дорогое, удовольствия на копейку. А если вдруг в пробку попадем? Или машина сломается?! Хочешь, чтоб бригадирша нас вместе с костями сжевала?
Сама Татьяна бы наплевала, что рискованно, и съездила, но Кристинка, вредина, сказала: мол, если опоздаешь – прикрывать не буду. Вот тебе и авиационное братство! А уж про «выгоды» работы на южном направлении и вовсе слов нет: каждый день бывать близ моря, но при этом ни разу не искупаться!
Весь Танин отдых между рейсами заключался в малом: выйти из аэровокзала на прокаленную солнцем площадь. Прогуляться до рыночка, купить, в зависимости от настроения, килограмм местных яблок или целлофановый пакет, набитый корейской морковкой. Выпить кофейку в летней кафешке – за столиком подле аквариума, хоть какое-то подобие моря. А после перебраться в чахлый, примыкающий к аэропорту, заброшенный яблочный сад и в полной тишине и покое (рев самолетов Татьяна за шум давно уже не считала) выкурить сигаретку. И попросить у Всевышнего, чтобы дал сил пережить очередной полет, очередные капризы взрослых пассажиров и бесконечные выходки детей. На прошлом вон рейсе она еле удержалась, чтоб не залепить одному такому малолетнему наглецу подзатыльник. Сопляк, третьеклассник, а взялся ворчать, что «сервис в местной авиации никуда не годится, где это видано, чтобы грязную посуду часами не убирали». А родители только хохочут. И ей, стюардессе, по инструкции в ответ положено лишь улыбаться.
Каждый раз, когда короткий отдых подходил к концу и Таня аккуратно припорашивала «бычок» жирной южной пылью, она задумывалась: когда же ее новая странная жизнь наконец закончится?.. Хватит уже, нахлебалась романтики. Всего третий месяц без выходных летает, а уже совсем в другого человека превратилась. Ноги, как у старушки, болят. В глазах – вечно песок. И многие прежде незыблемые принципы позорно канули в небытие. Ладно маникюр, без него миллионы женщин обходятся. Но ей теперь даже голову помыть некогда – хорошо, если раз в два дня получается. А раньше каждый вечер, во сколько бы ни вернулась, стабильно отмокала в ванной. И привезенный из Америки принцип, чтобы каждый день в чистой блузке, тоже не выдержал поверки тяжелой работой. Это в Штатах можно форму в химчистку сдавать и не париться, а у нас, в России, никто за тебя стирать и гладить не будет. А охота возиться со стиралкой в час ночи? При условии, что завтра опять вставать в шесть утра?!
– Зато в ноябре, когда сезон закончится, можно будет в длительный отпуск уйти. Месяца на два, – мечтает Кристинка.