…быстро стянул с девушки брюки, крепко обхватывая руками талию…

— Ах… — Олеся выгнулась, застонала, томно прикрывая глаза…

Поднимающееся над головами солнце дарило влюбленным свои золотистые лучи, жаркие, пробивающиеся сквозь туманную дымку низкого неба. Рядом, в можжевельнике, радостно щебетали какие-то птицы.

— Ну вы даете, ребята!

— Ай!

Подхватив одежку, Олеся быстро скрылась за елками.

Тихомиров как ни в чем не бывало подтянул штаны и обернулся:

— Здорово, мужик! Погода сегодня хорошая.

Сидевший на телеге возница — и как это он только так незаметно подъехал? — ухмыльнулся:

— Да уж, денек неплохой заладился. Ты это, извини, что напугал… Сами виноваты — вы б еще посреди шоссе встали!

— Так мы ж в лесу!

— Так лесная-то дорожка — вон. — Хмыкнув в бороду, мужик кивнул за елки.

— Да-а-а, — озадаченно протянул молодой человек. — Ну мы и выбрали. Действительно, нехорошо как-то, будто эксгибиционисты какие.

— Да ладно те переживать-то.

— А я и не переживаю, кто тебе сказал? Надеюсь, не очень шокировали?

— Что я, голых баб не видал? — обиделся возчик.

Максим нахально улыбнулся:

— Вот и я о том же. Слышь, мужик, ты нас до города не подбросишь?

— Подброшу. — Бородач кивнул на телегу. — Эвон, на солому садитесь. Девка-то твоя в город пешком не убегла?

— Да не должна б… Олеся! Ты скоро там?

— Сейчас.

— Давай подходи скорей — с комфортом поедем. — Тихомиров поудобнее умостился на телеге и протянул руку. — Меня, кстати, Максимом зовут, а подружку — Олесей.

— А меня — дядька Мелентий.

— Откуда лошадь-то, дядька?

— Так — моя. Я с хуторов… там, за Черным болотом, слыхал небось?

— Да слыхал… Олесенька, ма шери, ты долго там?

— Иду уже…

Выйдя из-за кустов, девушка уселась рядом с Максимом и вежливо поздоровалась:

— Доброе утро.

— Утро добрым не бывает, — хохотнул мужик. — Квасу хотите?

— Хотим! — Путники не стали ломаться, в конце концов, вода у них давно уже кончилась.

— Добрый у тебя квас, дядька Мелентий! — вытерев губы рукавом, похвалил Макс. — И холодный же — зубы сводит!

— Это вы еще моего сала не пробовали!

— А ты и не предлагал…

Запряженная пегой лошаденкой телега уже выехала на шоссе и неторопливо катила к самолету — зеленому Ил-2. По дороге разговорились. Дядька Мелентий, по примеру своих соседей-хуторян, решил съездить в город — обменять сало на генератор, ну и еще присмотреть чего-нибудь жене и дочкам — в голодном городе на сало можно было выменять практически все.

— Есть в городе генераторы-то? — всю дорогу беспокоился мужичок.

— Найдешь, если хорошенько поищешь. Только к генератору-то бензин нужен… или солярка…

— Да у меня целая бочка!

— Молодец ты, Мелентий, запасливый.

* * *

Проехали самолет, за поворотом, в зеленоватом мареве редколесья, показался город. Ничуть не изменившийся, да и чему там было меняться? Все те же частные домики, — правда, заборы вокруг них стали повыше, поосновательнее, многие даже с колючей проволокой, — все те же угрюмые типовые девятиэтажки. Многие квартиры подслеповато взирали на мир черными глазницами выбитых окон. На пути к рынку все чаще попадались люди, чем-то озабоченные и нервные, они, казалось, несли на своих плечах груз несбывшихся весенних надежд. Ну как же, ведь думалось: только бы зиму пережить, а там… а там все наладится, все станет как прежде, и туман этот проклятый уйдет, сгинет, и вновь заблестит солнышко, и станут открытыми все дороги…

Ан нет! Ничего подобного! Нате, выкусите!

Было плохо, а становилось еще хуже… Потому что уходила надежда, испаряясь, словно роса под горячим летним солнцем. И от этого люди начинали звереть, и так-то были не подарки, а уж теперь…

Пока ехали, Мелентий делился слухами: и о бандах людоедов, охотящихся на детей и стариков, и о торговцах человеческим мясом — ну, тут Тихомиров мог кое-что и сам порассказать, и о беснующейся уже не с жиру, а от безысходности и злобы молодежи.

У самого рынка возница остановился:

— Ну, я приехал.

— Спасибо, дядько. — Спрыгнув с телеги, Тихомиров галантно протянул руку девушке. — Пойдем-ка, милая, сестричку мою навестим. А то она небось давно с ума сходит — где я да как.

* * *

Они спустились по дорожке вниз, к речке, на берегах которой и располагался частный сектор. Идти оказалось хорошо, не топко, то ли не было в этом году паводка, то ли вода уже спала.

Свернув к знакомому забору — тоже высокому, с колючей проволокой, — Максим забарабанил в ворота:

— Эй, есть кто дома? Эй!

В ответ раздался истовый собачий лай, натужный и злобный.

— Вот те раз. — Молодой человек озадаченно почесал голову. — Сестрица собаку завела.

— Кто? — негромко осведомились за воротами.

— Настя, ты что ли?

— В стороночку чуть отойдите, — посоветовали из-за ворот. — Так, чтоб вас в щелочку видно было.

— Так хорошо? — отойдя на пару шагов, осведомился Макс.

— Ой!!! — радостно закричали за забором. — Дядя Максим! А я вас и не узнал — бородатый вы, заросший… Думаю, что за черт в ворота колотит?

— Игорек, ты что ли?

— Я, дядя Максим, я. — Послышался торопливый скрип засова. — Погодите, собаку приберу. Цыц, Тарзан, цыц! Кому говорю, пошел в будку!

Ворота натужно распахнулись — наконец-то! — и гости вошли на двор. Племянник — в штопанных зеленых шортах и босиком — радостно улыбался:

— Ну, проходите в дом, чего встали? Цыц, Тарзан! Цыц!

— Хорошая у тебя псина! — Пропуская Олесю к крыльцу, Тихомиров уважительно покосился на молодого «кавказца». — Где взяли-то?

— Да он по зиме еще приблудился, скулил… — Мальчишка присел и ласково обнял собаку за шею. — Вот мы его и взяли… Верно, Тарзанушко?

Пес махнул хвостом и, взвизгнув, лизнул юного хозяина в нос.

— Ну вот, — счастливо засмеялся Игорь. — Снова телячьи нежности!

— Игорек, а мамка-то где?

— На базар ушла. Лук-севок сейчас в цене поднялся, а его у нас с избытком, рубероид ей обещал какой-то дядька. Говорит, прямо к дому подвезет.

— А чего ж ты-то не пошел?

— А мужик тот меня не знает… Сейчас лучше никому не доверять, особенно молодым, совсем уж безбашенные попадаются… — Парнишка неожиданно помрачнел и, прикрыв за собой дверь, кивнул на скамейку: — Садитесь. Помните, у нас девушка одна жила, Лена, с дочкой маленькой?