Конечно, сейчас найдутся и те, кто поставит под сомнение эту точку зрения, указав, что мы живем в постиндустриальную эру и что продажа услуг — более современный путь к успеху. Некоторые из таких теоретиков даже считают, что развивающиеся страны могут — и даже должны — пропустить этап индустриализации и сразу перейти к экономике услуг. Например, многие индийцы, воодушевленные недавними успехами своей страны в сфере аутсорсинга услуг, очень поддерживают эту идею.

Конечно, существуют такие услуги, которые обладают высокой продуктивностью и пространством для дальнейшего роста. В первую очередь это банковские и другие финансовые услуги, консалтинг в области управления, технический консалтинг и IT-поддержка. Однако большинство услуг обладают низкой продуктивностью и, что более важно, не имеют особых перспектив для роста по самой своей природе (насколько «эффективнее» может стать парикмахер, медсестра или сотрудник кол-центра, не снижая качества?). Более того, важнейшие источники спроса на эти высоко­продуктивные услуги — производственные компании. Итак, без сильного производственного сектора невозможно развивать высокопродуктивные услуги. Вот почему ни одна страна пока не обогатилась исключительно благодаря сфере услуг.

Тут вы можете возразить: а как насчет Швейцарии, которая стала богатой именно благодаря банковскому делу и туризму? Соблазнительно было бы принять несколько снисходительную, но популярную точку зрения на Швейцарию, которую блестяще сформулировал легендарный американский актер и кинорежиссер Орсон Уэллс в фильме «Третий человек»: «В Италии при Борджиа свыше 30 лет, — говорил он, — были войны, террор, убийства, кровопролитие, но эти годы дали Микеланджело, Леонардо да Винчи и Рафаэля. В Швейцарии в это время была братская любовь, 500 лет демократии и мира, и что же они произвели? Часы с кукушкой»2. Однако такой взгляд на швейцарскую экономику глубоко ошибочен.

Швейцария — это вовсе не та страна, которая живет на черные деньги в своих непроницаемых банках и на средства легковерных туристов, покупающих безвкусные сувениры типа коровьих колокольчиков и часов с кукушкой. На самом деле это буквально самая индустриализированная страна. На 2002 год по объему производства обрабатывающей промышленности на душу населения она намного превосходила всех в мире: на 24% опережала Японию, занимавшую второе место; объем ее производства был в 2,2 раза выше, чем в США, в 34 раза, — чем в Китае (нынешней «мастерской»), в 156 раз, — чем в Индии. Точно так же Сингапур, который обычно считают городом-государством, преуспевшим благодаря тому, что он стал финансовым центром и торговым портом. На деле страна очень индустриализированная: объем производства на душу населения здесь на 35% больше, чем в Корее, считающейся «промышленной электро­станцией мира», и на 18% выше, чем в США. Вопреки рекомендациям теоретиков свободной торговли, призывающих сконцентрироваться на сельском хозяйстве, или пророков постиндустриальной экономики, советующих развивать сферу услуг, обрабатывающая промышленность — это важнейший, хотя и не единственный, путь к успеху. И это имеет хорошее теоретическое обоснование и подтверждается множеством исторических примеров. Нельзя смотреть на потрясающие современные истории успеха обрабатывающей промышленности в Сингапуре и Швейцарии и по ошибке думать, что эти примеры доказывают обратное. Возможно, швейцарцы и сингапурцы сознательно нас обманывают, потому что не хотят, чтобы другие шли к успеху по их же стопам!

Итак, я показал, что развивающимся странам имеет смысл игнорировать требования рынка и сознательно развивать виды экономической деятельности, которая повысит их продуктивность в долгосрочной перспективе. В основном, хотя и не исключительно, это относится к обрабатывающей промышленности. Я указываю, что необходимо развитие потенциала, которое, в свою очередь, в краткосрочной перспективе требует некоторых жертв во имя подъема долгосрочной продуктивности (и тем самым жизненных стандартов). Этот процесс может занять даже десятилетия.

Однако неолиберальные экономисты могут возразить: как насчет низкой эффективности правительств развивающихся стран, которые в принципе должны руководить процессом? Если государство собирается игнорировать логику рынка, то кто-то должен выбрать, какие отрасли развивать и во что инвестировать. Однако способные правительственные чиновники — последнее, чего можно ждать. Если люди, которые принимают важные решения, некомпетентны, то их вмешательство только усугубит ситуацию.

Этот аргумент был использован Всемирным банком в его знаменитом докладе 1993 года «Восточноазиатское экономическое чудо». Доклад не рекомендовал копировать торговую и промышленную политику Японии и Кореи, заключающуюся в активном вмешательстве государства, и утверждал, что подобные меры не сработают в странах, не обладающих «компетентностью, изоляцией и сравнительно низким уровнем коррумпи­рованности государственных чиновников, характерных для Японии и Кореи», то есть практически во всех развивающихся странах. Алан Уинтерс, профессор экономики в Университете Сассекса и директор Группы по изучению развития во Всемирном банке, был еще более категоричен: «Использование второклассной экономики [экономики, которая допускает наличие несовершенных рынков и потенциально благотворное воздействие правительственного вмешательства. — Прим. авт.] требует первоклассных экономистов, но обычно с ним в комплекте идут профессио­налы третьего и четвертого классов». Смысл такого заявления ясен: «Не пытайтесь повторить это дома», как гласят телевизионные предупреждения, сопровождающие показ опасных трюков.

Нет никаких сомнений, что во многих развивающихся странах правительственные чиновники не обладают особой подготовкой. Но нельзя считать, что такие страны, как Япония, Корея и Тайвань, преуспели в государственном вмешательстве в экономику, поскольку оно проводилось исключительно высокопрофессиональными и подготовленными чиновниками. Это не так, по крайней мере что касается начальной стадии.

До конца 1960-х годов корейские чиновники проходили повышение квалификации не где-нибудь, а в Пакистане и Филиппинах. Пакистан в то время был «любимчиком» Всемирного банка, а Филиппины по экономическому развитию в Азии уступали только Японии. Много лет спустя, когда я был студентом-старшекурсником, мне представилась возможность сравнить документы по экономическому планированию, подготовленные в то время в Индии и Корее. Индийские планы отражали передовую науку. Они были основаны на изощренной экономической модели, разработанной всемирно известным ученым-статистиком Прасантой Чандрой Махаланобисом. Корейские же, как ни грустно мне это признавать, определенно писали «профессионалы третьего и четвертого классов», которых подразумевал в своей цитате профессор Уинтерс. Однако результаты Кореи оказались гораздо выше. Так что, возможно, нам не так уж нужны «первоклассные экономисты» для ведения хорошей экономической политики.

И действительно, первоклассные экономисты профессора Уинтерса — как раз то, чего не былоу экономик Восточной Азии. Японские экономические чиновники, возможно, действительно оказались «первоклассными», но они точно не были экономистами: в основном они получили юридическое образование. До 1980-х годов экономика, о которой они знали, была по преимуществу «неправильной»: с идеями Карла Маркса и Фридриха Листа они были знакомы куда лучше, чем с идеями Адама Смита и Милтона Фридмана. На Тайване большинство ключевых экономических постов занимали инженеры и ученые, а не экономисты, как и в современном Китае. Корея до 1970-х годов тоже отличалась высоким процентом юристов среди экономических чиновников. О Вон Чул, идеолог программы индустриализации тяжелой и химической промышленности президента Пака, проводившейся в 1970-е годы, был инженером.