– любительские, школьные и студенческие. Их тысячи и тысячи – много больше, чем профессиональных. Число их, к счастью, неуклонно растет. Иногда эти коллективы формируются только для постановки одного спектакля, иногда они устойчиво процветают многие годы, участвуют в фестивалях, получают призы и награды. Самодеятельные театры воспитывают в участниках и зрителях любовь к литературе, театру, искусству. Во многих небольших городах и поселках они нередко являются единственными очагами театральной жизни. Поэтому они, безусловно, заслуживают всяческой поддержки и поощрения. В том числе и со стороны драматургов.

Для кого и о чем писать

Какие пьесы писать, чтобы они привлекли и зрителей, и знатоков? Естественно, хорошие. Зритель приходит в театр, чтобы на несколько часов погрузиться в жизнь других, примерить ее на себя, выйти из рутины жизни собственной, испытать ощущения и чувства, которых не дает ему ежедневность. Скука и однообразие реального быта побуждают его пережить с героями пьесы опасности, любовные перипетии и крутые повороты судьбы. Театр для зрителя – это одновременно и бегство от действительности, и погружение в нее (только иную, показанную выпукло, концентрированно, откровенно). Так или иначе зритель отождествляет себя с персонажами (и драма пишется с расчетом на это). Поэтому пьеса, какова бы ни была ее форма (психологическая драма, комедия, гротеск), находит живой отклик, если выражает чувства, настроение, интересы зрительного зала (то есть реальную жизнь), если со стороны зрителя будет понимание, сопереживание, любопытство. Пьеса может быть о нашем времени и нашей реальности, но она может быть и о далеком прошлом, и о далеком будущем. Главное, чтобы в любом случае она звучала в резонанс с мыслями и эмоциями зрительного зала.

Показательна в этом отношении позиция выдающегося режиссера Георгия Товстоногова: «Для меня автор должен стоять на первом месте. А я между писателем и зрителем… Если говорить точно, то объективно замысел спектакля уже существует в зрительном зале»[1].

Естественно, публика в театр ходит очень разная. Мужчины и женщины, пенсионеры и студенты, смешливые и мрачные, эмоциональные и сдержанные, с чувством юмора и без него, интеллектуальные и неразвитые, понимающие сложный язык театра и не очень. На кого ориентируемся, для кого пишем? Для всех сразу. Для коллективного зрителя (правда, каждый драматург представляет его по своему образу и подобию). Коллективный зритель умнее и отзывчивее некоего одиночного среднестатистического, и коллективное восприятие – это не восприятие изолированного одиночки. Сидящие в зале заражают и увлекают один другого. Исполнение пьесы должно привлекать одновременное внимание сотен и даже тысяч человек и вызывать в весьма разнородной аудитории единые реакции.

Признание определенного «соучастия» зрителя в создании пьесы, забота о нем вовсе не означает, что драматург должен «работать на публику», пытаясь любыми способами вызвать ее одобрение, рассмешить специально придуманными для нее репризами, вызвать интерес сексуальными сценами и т. д. Реплики участников диалога должны быть обращены к партнерам, т. е. к самим персонажам, а не предназначаться для зрителя (об исключениях и специальных приемах вовлечения публики в действие сейчас говорить не будем). Прислушиваться к публике, чувствовать при написании пьесы ее присутствие не значит идти у нее на поводу. Напротив, следует быть впереди нее, открывать ей новые ценности, вступать с ней в конфликт, изменить ее отношение к чему-то, в чем-то ее убедить. Надо не бояться идти и против устоявшихся стереотипов, если того требует замысел, бросать вызов авторитетам, выражать взгляды, не совпадающие с общепринятыми нормами, использовать необычные и непривычные стили и жанры. Пьеса должна находить отклик у зрителя, но в то же время выражать индивидуальность автора, его собственный взгляд на мир. Нельзя уходить в бесконечную даль от интересов и границ понимания тех, для кого эта пьеса предназначена, то есть от публики, но не стоит и потакать ей. Недаром Южин-Сумбатов писал, как мы уже знаем, что актер лучше всего играет, когда как бы «забывает о публике». Работать на публику нельзя ни драматургу, ни актеру.

Не следует обольщаться и успехом пьесы и спектакля. Люди театра способны иногда анализировать причины провала, но никогда не задумываются о недостатках спектакля, который имел успех, и о причинах этого успеха. Успех – часто случайный и незаслуженный – делает драматурга самоуверенным и мешает его творческому росту.

Аристотель определил задачи произведения искусства со свойственной ему краткостью, ясностью и полнотой: «Поучать, волновать, развлекать». Надо без колебаний следовать этой знаменитой триаде. Плохо, когда одна из этих составляющих отсутствует, плохо и то, когда одна из них сильно перевешивает.

Теперь стало модно утверждать, что театр не должен поучать. Впрямую, конечно, не должен, но театр без мысли, не дающий нам понимания чего-то, что мы раньше не знали или о чем не задумывались, – это пустой театр.

Что театр должен волновать, кажется, никто не возражает, зато стало общим местом упрекать театр, если он развлекает. Особенно за это достается комедии. Они и «незатейливые», и «непритязательные», и «пошловатые» и т. п. Заодно не забывают проехаться и по «низкопробной» публике, которая, как это ни прискорбно, любит комедию, которая на самом деле может быть глубже, интереснее и значительнее, чем самая серьезная драма.

Не буду подчеркивать здесь значение и ценность комедии как необходимого и труднейшего жанра драматической литературы. Я посвятил этому специальную главу (№ 13). Приведу лишь слова Шопенгауэра (этого глубокого философа и к тому же певца пессимизма никак нельзя обвинить в легкомыслии и недостатке понимания искусства):

«Всякий раз, как в нас появляется веселость, мы должны всячески идти ей навстречу; она не может появиться не вовремя; между тем мы часто еще колеблемся, открыть ли ей путь. Иногда это происходит из опасения, чтобы веселье не помешало нашим серьезным размышлениям и важным заботам; однако что нам могут дать эти серьезные занятия – это еще большой вопрос, тогда как веселость приносит нам непосредственную, прямую выгоду. Только она является наличной монетой счастья. Непосредственно давая нам счастье в настоящем, она является высшим благом. Потому первейшей нашей заботой должно быть приобретение и приумножение этого сокровища».

Как ни странно, не реже упрекают драматургов и за то, что их пьесы динамичны, имеют хорошо построенную интригу и живой диалог, – короче, за то, что их пьесы интересны. Это у рецензентов считается признаком ремесла, а не мастерства. Более значительными почитаются тягучие разговорные пьесы, желательно не очень внятные. Мой совет: не бойтесь писать интересно, не забывайте о магической формуле «что будет дальше?». Еще А. Кугель, прекрасный знаток театра, писал:

«Главным нервом театрального интереса все-таки, как ни грубо звучит это слово, является любопытство. Cupiditas rerum novarum – жажда нового, неизвестного