– Денно и нощно, – согласилась Ангелина, не отрывая от Каверина миндалевидных янтарных глаз.

Каверин на нее не смотрел: он боялся Ангелину еще больше, чем Слонимского. Были основания.

– Чай? Кофе? – спросил Слонимский. – Алкоголь?

Каверин покачал головой: соглашаться нельзя. С этими нельзя ни есть, ни пить, он давно выучил. Такой этикет.

– Не хотите? А я вот выпью чаю, – потер руки Слонимский. – С бергамотом. С бергамотом отчего-то приятнее, хотя что, по сути, такого в бергамоте? Одно название. Мы ничего, по сути, о бергамоте и не знаем, а вот чай с ним любим. Вот ты, друг мой, – повернулся он к Ангелине, – ты, душа моя, что ты знаешь о бергамоте?

– Гибрид померанца и цитрона. – Ангелина продолжала смотреть на Каверина, словно читая его внутри. – Ветки с длинными острыми колючками. До десяти сантиметров.

– До десяти сантиметров?! – ахнул Слонимский. – Скажите, пожалуйста! Ой, как опасно! Опасный чай с бергамотом, а мы его пьем. Вот вы, Семен Михайлович, знали про колючки? – И не дожидаясь: – Не знали. А она знает! – восхитился Слонимский. – Все знает. Все-все.

Каверин молчал. Он понимал, что это вступление не от болтливости: Слонимский ничего не говорил зря. И зря ничего не делал.

– Все знает, – повторил Слонимский. Пауза – подумать. – И про вас все знает.

Вот оно.

В просторной светлой комнате, входить куда Каверин каждый раз так боялся все эти годы, повисло молчание: прозрачное, звонкое, словно дорогой хрупкий фарфор, который легко бьется на тысячи мелких кусочков. Потом не склеишь.

Лучше начать самому.

– Я, Иннокентий Романович, давно хотел с вами связаться, рассказать об одном интересном деле…

– Что же вам, душа моя, помешало? – Слонимский заулыбался – широко, обаятельно, и от его улыбки Каверина пробрала холодная дрожь ужаса, будто ледяные пауки заползали по всему телу. – Что же вас, Семен Михайлович, остановило? Заняты были чересчур? Семейные неурядицы? Можем ли мы вам чем-то помочь? Как, кстати, прелестная супруга?

“Только не жену, не жену”. Каверин помнил, что они сделали с братом Вени Пирогова. Хотя помнить об этом не хотелось.

– Я, Иннокентий Романович, думал убедиться, собрать полную информацию… – Каверин говорил больше для Ангелины, такое от нее зависело. Но на Ангелину не глядел. – Чтобы зря не тревожить.

Слонимский поднялся из кресла и пошел к большому круглому старой работы столу, на котором ждал серебряный поднос с чайником нежного голубого цвета и двумя такими же чашками: Каверину изначально никто чая наливать и не собирался.

– Потревожьте нас, – попросила Ангелина. – Расскажите нам интересное. Мы с Иннокентием Романовичем крайне любознательны.

Обычно Ангелина говорила мало. А тут спросила. Значит, он пока нужен. Хорошо.

– Дело такое. Мой друг Марк Найман и другие олигархи затеяли выяснить, отчего их не любят… – Он остановился, ожидая, что его прервут, но нет, его внимательно слушали. Слонимский вернулся с двумя чашками пахнущего острыми душистыми длинными – до десяти сантиметров – колючками чая, поставил одну перед Ангелиной и сел в кресло с другой чашкой в руках. Пить не стал. Смотрел на Каверина. Можно продолжать. – Я вам раньше про КВОРУМ рассказывал, – напомнил Семен Михайлович. – Идея их – жить вечно. Стать богами.

– Киборгами, – поправила Ангелина. – Ваши олигархи хотят стать киборгами. Боги не желают жить вечно, они вечно живут.

Каверин кивнул. Он почувствовал – по тому, как Слонимский молчал, как не пил чай, как глядел мимо, что происходящее было для них важным. Что его по-настоящему слушали, и сам он был сейчас важен. Но бояться все равно нужно. Может, еще и больше.

– Киборгами, – согласился Каверин. – Не богами, конечно. Но хотят стать бессмертными, вечно молодыми, здоровыми, подключить себя к интернету, добавки всякие биологические. В общем, стать новой расой. Высшей.

Он посмотрел в окно, зная, что за этим окном никогда не видно настоящее. Окно это – декорация, они же под землей. Не понятно, для чего им окно. С ними все не понятно.

– Так отчего же их не любят? – напомнил Слонимский. – И не любят ли? Казалось бы, благодарный российский народ должен носить олигархов на руках, петь им хвалу…

– Расскажите про Арзуманяна, – перебила Ангелина. – Как он во все это вовлечен.

“Знают, все знают, – еще раз убедился Каверин. – Почему им интересно про Арзуманяна какого-то, а не про олигархов? Олигархи-то важнее”. Он знал, что все равно никогда не поймет логики сидящих перед ним людей. Не людей. Нелюдей.

– Вы и сами все знаете, – польстил Каверин. – Идея – сделать реалити-шоу с олигархами. Вроде как они меняются на одну неделю с простыми работягами и оказываются, скажем, в обычном спальном районе с обычными семьями, решают обычные…

– Это Арзуманяна идея? – перебил Слонимский. – Арзуманяна?

“Откуда они вообще про Арзуманяна знают? Я сам о нем только-только узнал”.

– Арзуманяна, – подтвердил Каверин. Помолчал. Добавил: – Я об Арзуманяне и хотел вам рассказать, но сначала собрать информацию. Интересный человек.

Это был пробный камень: в том ли направлении пойдет разговор и какое будет задание.

Молчание. Пустота. Словно его и не слышали. Думают о своем.

– А что? – Слонимский улыбнулся, но не страшно, а как-то по-другому. По-человечески. – Реалити-шоу. Забавно. Забавно ведь?

“Разрешение спрашивает у Ангелины: ее решение в этот раз”, – понял Каверин. Лучше помолчать, выждать.

– Алан сценарий уже написал? – спросила Ангелина. Она подняла чашку на красивом блюдце к пухлым, будто очерченным лиловым губам, подышала дымящимся чаем, поставила на стеклянный столик. – Вы сценарий получили?

– Получил. И хотел узнать, интересно ли вам будет прочесть, – соврал Каверин. – Хотел вам прислать, но потом решил сначала…

– Достаточно. – Ангелина выпрямилась в кресле. Легко встала – высокая, тонкая, гибкая, опасная – натянутая тетива. – Сегодня же, сейчас же пришлете сценарий. Теперь идите.

Каверин поднялся – отпустили. Нужен. Кивнул. Напомнил себе: в этот раз отпустили.

– Реалити-шо-о-оу, – протянул Слонимский. Он вроде забыл о Каверине. – А что: забавно. Старику бы понравилось. Можем организовать.

Он посмотрел на Ангелину. Она кивнула – можем. Улыбнулась.

– И вам, Семен Михайлович, найдется роль, небольшая, ролишка даже, но найдется, – разговорился Слонимский. – Небольшая, но, знаете ли, важная.

Вот оно. Пиздец.

– Я, Иннокентий Романович, не хочу, чтобы с ними что-то случилось… – Сам не понял, как сказал. Похолодел внутри. Нужно продолжать, раз начал. – Особенно с Марком. Мы же с ним с юности друзья.

Слонимский посмотрел на Каверина как-то по-новому. С интересом, что ли. Затем на Ангелину.