В Париже Маккуину пришлось также столкнуться с протестами защитников животных, которых спонсировала Брижит Бардо. Зоозащитники разъезжали по городу в красном двухэтажном автобусе и раздавали листовки, в которых горожанам напоминали о том, что при создании одежды от-кутюр используются меха и другие животные материалы. Александра Маккуина они считали самым злостным обидчиком животных. «Он ничем не лучше таксидермиста», – заявил один протестующий. Должно быть, такие слова привели Маккуина в ярость.[651]

В том году Маккуин взял из Баттерсийского приюта еще одну собаку, английского бультерьера, которому дал кличку Джус, «потому что так подбадривают своих псов мексиканцы, когда посылают их в бой».[652] На снимке, сделанном в то время, он в пижаме и с затуманенным взглядом. Одной рукой он гладит Минтера, а щенок Джус, шоколадный, с белыми лапами, прижимается к его плечу. Брат Маккуина Тони вспоминает, как Ли привел Джуса на работу. «Одна хорошенькая помощница пожаловалась, что Джус помочился на платье; она попросила меня сказать об этом Ли. И я сказал: «Твоя собака обмочила платье!» Он ответил: «Ну, передай ей [помощнице. – Э. У.], пусть сделает еще одно, собака важнее!» Позже, после того как Ли купил родителям дом в Хорнчерче, он поехал к ним в гости и взял собак с собой. Джойс и Рон просили его не позволять собакам запрыгивать на диван, на что Ли ответил: «Да ведь за дом-то заплатил я».[653]

В августе Ли и Ричард Бретт поехали отдыхать на Майорку. Ли хорошо знал остров, потому что часто ездил туда с другом Мигелем Адровером. В 2006 году, еще больше разбогатев после перехода в Gucci, он купит роскошную виллу на юго-западном побережье, в окрестностях Санта-Понса. В 2010 году, после смерти дизайнера, виллу оценили в 1 735 000 фунтов.

«Здорово было увезти его из Лондона, туда, где он мог на несколько дней расслабиться, – говорит Ричард. – Он всегда бывал счастливее и спокойнее вдали от стрессов Лондона и Парижа».[654] Но чем успешнее становился Маккуин, тем труднее ему оказывалось выкроить время для отпуска; он часто возвращался в Лондон, проведя на отдыхе всего пару дней.

17 сентября 1998 года Маккуин удостоился награды International Fashion Group в Нью-Йорке. Благодарственную речь он начал словами: «Я так пьян, что едва ворочаю языком».[655] БиллиБой* признается: когда они вместе куда-нибудь ходили, его всегда поражало то, сколько Ли способен выпить. «Я не мог за ним угнаться… За то время, что я выпивал один коктейль, он приканчивал пять. Он любил напиваться в хлам. Но его пристрастие к наркотикам меня пугало. Я тревожился за него, потому что он был совершенно заторчавший. И тогда в нем как будто просыпался совершенно другой человек, демон, который срывался с привязи».[656] «Когда мы дружили, Ли любил марихуану, кокаин и спиртное, – говорит Мигель Адровер. – Ему всегда было мало. Однажды все уже пошли спать, а он захотел добавить. Он никого не слушал. Он впал в настоящую зависимость; почти все время пил, нюхал или закидывался… и уже не получал от этого удовольствия. Но наркотики и связанное с ними чувство надвигающейся опасности были связаны с бизнесом, с модой».[657]

Ричарду Бретту тоже не нравилось наблюдать за тем, что кокаин творит с его бойфрендом. «У него не поднималось настроение, он не становился счастливее… Наоборот, он попадал в темное место, которое было не особенно приятным».[658]

Эндрю Гроувз тоже узнал о пристрастии своего бывшего бойфренда к кокаину. И хотя свою коллекцию, показанную в сентябре 1998 года, он назвал «Кокаиновые ночи» не из-за Ли, а в честь мрачной антиутопии Джеймса Балларда, он понимал, что существует некоторая связь между зависимостью Маккуина и его коллекцией. Подиум украшали дорожки белого порошка, а одна из моделей вышла в платье, украшенном бритвенными лезвиями. В газете Sun показ заклеймили «самым тошнотворным зрелищем всех времен».[659] «Я всегда говорил, что поворачивал зеркало к первому ряду, и им не нравилось то, что они видели, – сказал Эндрю. – Я поставил их в неудобное положение. Они вынуждены были написать разгромные рецензии, чтобы их не обвинили в потворстве наркомании. Не лучший мой карьерный ход».[660]

В отличие от Эндрю Гроувза Маккуин был перегружен работой. Следующие коллекции одежды под его собственным брендом – особенно № 13, The Overlook («Обзор») и Voss – стали самыми яркими за всю его карьеру. Он пользовался популярностью в Голливуде – по его словам, тогда же его просили сшить костюмы леди Пенелопы для ремейка фильма «Тандербёрды: Международные спасатели», от чего он отказался. «Дайте мне «Пианино», и тогда я, может, еще подумаю», – сказал он.[661] На нью-йоркской церемонии VH-1 Fashion Awards его назвали лучшим дизайнером-авангардистом года. Джефферсон Хэк, сооснователь культового журнала Dazed & Confused, предложил ему стать приглашенным редактором сентябрьского номера, и Ли с жаром ухватился за эту возможность. «Он всегда черпал вдохновение за пределами моды, – сказал Джефферсон, – в кино, фотографии, искусстве и музыке. Он находил темы в авангарде и на задворках современной культуры, а затем вплетал их в мейнстрим».[662] Маккуин признался Хелен Миррен, у которой брал интервью для журнала: после того, как он достаточно заработал на моде, ему хочется побыть журналистом. Кстати, Ли обладал всеми необходимыми для этой профессии качествами: он был пытлив, невозмутим, обладал феноменальной памятью, умел распознать сенсацию и процветал на противоречиях.

Самая противоречивая статья в номере касалась темы, особенно близкой сердцу Маккуина: принципам внешнего вида. Маккуин, гей с избыточным весом, трудился в той сфере, где подход к внешности был почти фашистским; он часто чувствовал себя изгоем. Обозреватели и критики насмехались над ним за лишний вес; один дошел до того, что назвал его не столько «анфан-террибль» («несносным ребенком») в мире моды, сколько «элефан-террибль» («несносным слоненком»), а другой утверждал: с его «голубыми глазками и пушком на лице, а также кривыми зубами, торчащими из узкого рта, он напоминает моржа».[663]