Они решили отразить в дизайне магазина театральность творчества Маккуина, и Ли очень понравилось предложенное ими стекло, оптически меняющее пространство. Оно прозрачно до того, как войти, но автоматически становится матовым, когда улавливает движение; витрина из нержавеющей стали, похожая на гигантский спортивный тренажер; огромная застекленная витрина у входа, где можно выставить вещи из сезонных коллекций. Маккуину хотелось бы, чтобы фантазия архитекторов двигалась и дальше, он просил «капельку сюрреализма», но комитет по планированию в совете Вестминстера оказался против новаций. «Я хотел сделать интерактивный магазин, с роботами и всем прочим, чтобы люди что-то узнавали о человеке, который создал их одежду», – говорил Маккуин.[683] Кроме того, в магазине продавались и лицензированные товары: солнечные очки, галстуки, шарфы, обувь и часы. Их почти невозможно было купить за пределами Японии. В магазине также можно было найти предметы, которые играли важную роль на показах, например, протезы Эйми Маллинз из «№ 13» или сделанный Ником Найтом портрет дизайнера в образе Жанны д’Арк.

Проектирование проходило довольно мирно, если не считать двух случаев, когда Маккуин накричал на Ферхан. «Конечно, мне говорили, что он часто срывается на подчиненных и швыряется в них разными вещами, но с нами он никогда так не поступал… Маккуин был аутсайдером, что чувствовалось во всем, на всех уровнях. У него случались перепады настроения, когда он очень злился, и тогда нам казалось: случиться может все что угодно».[684]

Джанет Стрит-Портер, еще одна женщина, которую сложно упрекнуть в робости, тоже вспоминает ощущение тревоги, с каким она подходила к Маккуину. «Я думала, что он наводит страх, хотя меня все уверяли, что страх навожу я, – говорит она. – Тремя самыми устрашающими людьми, с какими я знакома, были Мюриэль Белчер [легендарная хозяйка богемного клуба «Колони рум». – Э. У.], Фрэнсис Бэкон и Ли Маккуин. Все они были очень похожи и применяли нападение как лучший способ защиты, предпочитая сразу набрасываться. Получалось так, что не успевали вы и слова произнести, как вас опускали по полной программе». Когда открылся магазин Маккуина на Кондуит-стрит, Джанет купила несколько вещей, в том числе пару костюмов, коричневую юбку с вышитым золотым драконом и коричневое пальто. «Благодаря тому что его вещи были скроены как надо, они выглядели замечательно, какой бы размер вы ни носили, – говорит она. – Его вещи дышали не столько сексом, сколько силой. В них вы были уверены в том, что вы главная, вот почему их так замечательно было надевать на работу». Джанет вспоминает, что некоторые его юбки были очень узкими; по фасону они напоминали те, что были в моде перед Первой мировой войной, и ходить в них было трудно. «Такие вошли в моду, когда мне было четырнадцать. Тогда мы носили именно такие юбки. Ли все это знал, он умел кроить не только потому, что работал в свое время на Савил-Роу, но и потому, что это было частью английской традиции». Однако с одним костюмом дело обстояло не так хорошо: Маккуин прислал ей брючный костюм в полоску, который она должна была надеть на премьеру мюзикла «Аида» Элтона Джона и Тима Райса. Премьера прошла в Нью-Йорке в 2000 году. Джанет жила в том же отеле «Сент-Реджис», что и Элтон. Надев костюм, к которому она подобрала туфли на высокой платформе, она зашла в апартаменты Элтона. «Я думала, что выгляжу сногсшибательно, но Шила, мать Элтона, посмотрела на меня и спросила Элтона: «Что это Джанет изображает – шезлонг, что ли?» А я еще не вышла из комнаты и все слышала. После такого отзыва я уже не могла появиться в костюме на публике, но и продать его тоже не могла».[685]

В сентябре 1999 года Маккуин полетел в Америку на показ в Нью-Йорке своей коллекции в разгар тропического шторма. Город пребывал в хаосе; частично затопило метро, валились деревья. Брайант-Парк, в котором стояли палатки для Недели моды, закрылся; опасались даже затопления канализации: если вода сорвет крышки люков, жители Манхэттена утонут в отбросах. Ли, конечно, находился в своей стихии. «Просто замечательно! – радовался он, готовясь к показу. – Я в самом деле привез Лондон в Америку! Вот когда они поймут, что такое хваленая британская невозмутимость! Какие-то ветерок с дождиком нас не остановят».[686]

Маккуин решил заполнить подиум водой, применив тот же прием, какой он придумал к показу Bellmer La Poupée. Коллекция, названная Eye («Око») и показанная 16 сентября на Вестсайдском пирсе, была встречена восторженными отзывами. Впрочем, восхищение вызывали даже не вещи, которые, по словам Кэти Хорин из New York Times, «не представляли собой ничего нового»,[687] а сенсационная постановка Маккуина. «Нью-Йорк ждал чего-то крупного, – писала Мими Спенсер, – но бурю вызвал не ураган «Флойд», а Александр Маккуин».[688] Кульминацией шоу стал финал, в котором фигуры, закутанные в саваны, как будто плыли высоко над сценой в затемненном зале. Когда зажегся стробоскоп, стало видно, что из земли выросли сотни острых пик (или, может быть, боеголовок?). Женщины в арабских балахонах и паранджах, подвешенные к потолку на невидимой проволоке, делали красивые балетные па над смертным одром. Картина была глубоко символичной; верхнее пространство представляло царство духа, в котором Ли чувствовал себя свободным от мирских опасностей. Кроме того, в шоу увидели политический подтекст; его можно было трактовать как видение о стычке между исламским миром фундаменталистов и западными ценностями, которая вылилась в атаки 11 сентября 2001 года. В конце показа Ли вышел на сцену и под звуки Can You Handle It Шерон Редд спустил с себя выбеленные джинсы, показав публике звездно-полосатые трусы. Судя по этому заключительному жесту, не оставалось сомнений, на чьей стороне Маккуин.

Вернувшись в Лондон 20 сентября, Маккуин посетил пышный прием в Ланкастер-Хаус, который давали Тони и Шери Блэр по случаю начала Лондонской недели моды. «Надеюсь, мне вы свои трусы не покажете?» – спросила жена премьер-министра, когда ее познакомили с Маккуином, намекая на его недавнюю выходку в Нью-Йорке.[689] Позже дизайнер назовет ее «дешевкой».[690] Тони Блэр поздравил гостей, среди которых были Николь Фархи, Брюс Олдфилд и Рифат Эзбек, с тем, что они подняли престиж британской моды и внесли вклад в экономический успех отрасли, в которой в Великобритании занято более 300 тысяч человек. «Немногие отрасли могут сказать, что увеличили выпуск продукции втрое всего за шесть лет», – сказал он.[691]